Тюрьма в которой сидел такой известный пират, как Джек Воробей. Обернуться бы лентой в чужих волосах, Плыть к тебе до рассвета, не ведая страх, Шелком в руки родные опуститься легко – Вспоминай мое имя, прикасайся рукой. (с)
... Сегодня я проснулся первым. Уже рассвело. Ребята еще храпели вповалку, прижавшись друг к другу, чтобы немного согреться. Ночи на побережье сырые и холодные, а уж здесь, в подвале, на каменном полу, чуть прикрытом соломой... Видно было, что они мерзнут даже во сне. Их лица в свете занимающегося утра казались безжизненными и бледными. Гиббс... вчера от сырости ему схватило поясницу, а из лекарств у местного коллеги имелись только бром и камфара. Да и толку от него было немного - что вы хотите, тюремный врач. Гиббс полночи стонал и мешал всем спать. Когда человеку под пятьдесят, негоже ему попадать в тюрьму, это место для молодых... Коттон - как ни странно, держится, за него я относительно спокоен. Марти... вчера кашлял кровью, да еще сгустками... я ничего не сказал, но все и так было ясно... Остальных пока не разглядеть в полумраке... Мы встречаем здесь уже третий рассвет. Я, вечно простужавшийся от любого сквозняка и с детства не переносивший холода, сейчас почему-то здоров. Если не считать головной боли, задубевшей от грязи кожи и потрескавшихся рук. Хочется пить. Горячего. И поесть. И умыться. И так далее. Вообще-то в тюрьме и молодому не место тоже. Никто не создан для этого. И тут мои философские размышления прервал звук приближающихся шагов, сменившийся скрежетом ключа в замке. Я замер. Слишком рано для завтрака. ЧТО-ТО ДРУГОЕ... - Бромберг, на выход! - выкрикнул сержант Финч. Что? Уже? Почему я один? Подождите, я же не готов... я и не проснулся еще толком... - Куда? - спросил я внезапно охрипшим голосом, не трогаясь с места. - Разговорчики... там узнаешь. Шевелись, я сегодня злой... Вот это проигнорировать уже было нельзя. Это мы все твердо усвоили тут в первый же день... Я поспешно вскочил на ноги и, еще пошатываясь спросонья, вышел из камеры. Снаружи меня ждал морской офицер - забавный, физиономия пухлая, глаза косят. Поэтому, видно, он и держался так строго... чтоб не вздумали у меня баловать, понимаешь... - Куда вы меня ведете, сэр? - не выдержал я, ощутив на запястьях тяжелые ржавые железки. Выглядел он все-таки не зверем, и я рискнул нарушить неписаное правило, по которому задавать вопросы и заговаривать первыми имеют право только вышестоящие. - Вас желает видеть командор Норрингтон, - снизошел до ответа офицер и насмешливо улыбнулся, - вам что-нибудь говорит это имя? Быть человеком порядочным стоит только ради самого себя : другим безразлично.
Сообщение отредактировал Айзик_Бромберг - Вторник, 08.01.2008, 23:38
Недавно рассвело, но помещение для допросов еще тонет в сумерках. Впрочем, это место никогда не отличалось особой освещенностью. Не бальная зала, чай. Коммодор стоял у грязного окна и бездумно глядел на горящую в замызганном подсвечнике свечу. Он ждал. "Может, стоило провести допрос в штабе?" - посетила коммодора весьма затейливая, а главное, своевременная мысль. Впрочем, неудивительно - небольшое помещение являло собой аллегорию полнейшей безнадеги. Оно угнетало и навевало дремоту. А коммодор, между прочим, уже два часа как на ногах после невероятно продолжительного сна в сорок минут. И это спустя двуое-то суток бодрствования. Впрочем, не привыкать. Норрингтон провел ладонью по лицу, поправил парик и отошел от окна. Неплохо бы собраться с мыслями - как-никак сейчас будет вестись допрос с пристрастием. Однако все мысли собрать не удалось - вскоре за дверью уже послышался звук шагов и приглушенные голоса. - Разрешите войти, коммодор? - раздался зычный голос Джиллета. - Войдите. Дверь распахнулась и в нее вошел старший лейтенант, а за ним - двое морских пехотинцев, ведущих пленного. Коммодор прищурился и еле заметно улыбнулся. - Ну, зравствуйте, мистер Бромберг. Так ведь ваше имя? Что Вы надуваетесь как дирижабль?.. Не делайте умное лицо, Вы же - офицер! Скомандуйте хоть что-нибудь! (с)
Сообщение отредактировал Норрингтон_2 - Среда, 09.01.2008, 02:00
Я прокашлялся. Горло упорно отказывалось работать. И вообще хотелось только одного : оказаться как можно дальше отсюда. Господи, что за место... от одного этого полумрака тоска берет, а тут еще этот... притча во языцех... Я был о нем наслышан, и это обстоятельство тоже не прибавляло оптимизма. Зачем я ему понадобился? Сведения ? Мы с Джеком и приятелями-то никогда не были... - Да... сэр. Доброе утро, - выдавил я наконец, сунув руки в карманы штанов, чтобы не было заметно, как они дрожат. Быть человеком порядочным стоит только ради самого себя : другим безразлично.
- Доброе? Вы полагаете? Ну что ж, в таком случае вынужден вам его немного подпортить такой небольшой формальностью, как допрос. Прошу вас, - Норрингтон указал на грубо сбитый из подгнивших деревянных досок стул. - Для начала будте добры ваше полное имя, сударь. Протоколы, знаете ли. Что Вы надуваетесь как дирижабль?.. Не делайте умное лицо, Вы же - офицер! Скомандуйте хоть что-нибудь! (с)
Я осторожно сел. От услышанного в животе неприятно похолодело. Мог бы и не цепляться к словам, в конце концов, я же просто поздоровался... И лучше в глаза не смотреть, так спокойнее. Терпеть не могу играть в гляделки... - Айзик бен Авром Бромберг, - хрипло ответил я, сосредоточенно уставившись на грязный каменный пол. Быть человеком порядочным стоит только ради самого себя : другим безразлично.
- Джиллет, запротоколируйте, - устало бросил Норрингтон, покосившись на разрумянившегося старшего лейтенанта. Затем снова тяжелый взгляд его серых глаз сосредоточился на грязном, небритом лице пленника. - Мистер Бромберг, вы - в числе тех, кто был схвачен в сражении с "Черной Жемчужиной". Я мог бы уже повесить вас, как пирата - тому подтверждением являются несколько ваших... мм... товарищей, украшающих сейчас собою вход в бухту. Однако вы еще живы. Полагаю, вам интересно было бы узнать, почему? Что Вы надуваетесь как дирижабль?.. Не делайте умное лицо, Вы же - офицер! Скомандуйте хоть что-нибудь! (с)
Я стиснул зубы. Вот о "товарищах" мог бы и не упоминать. В первый же день, не досчитавшись троих из команды, мы не питали иллюзий относительно их судьбы. Билли Фицпатрику было всего девятнадцать. Анжело - тридцать два. Джо Андерсону... не знаю, никогда не спрашивал... но он тоже был еще крепким мужчиной... вечно за меня заступался, после его исчезновения мне пришлось туго... Все трое моложе меня. Видимо, это он и хотел сказать. Страх понемногу сменялся злобой. - Почему? - спросил я, подняв на него глаза. ...И тут же пожалел об этом. Он поймал мой взгляд и не отпускал. И чуть заметно улыбался. Интересно это, должно быть - видеть человека насквозь... не так ли, коммодор? Быть человеком порядочным стоит только ради самого себя : другим безразлично.
Сообщение отредактировал Айзик_Бромберг - Среда, 09.01.2008, 02:58
- Потому, мистер Бромберг, - Норрингтон заложил руки за спину и неотрывно глядел в глаза своему оппоненту, внешне, однако, оставаясь непроницаемым, - что мне нужна информация. Если вы окажетесь дальновидным человеком, то в обмен на некоторые уступки британских властей не откажетесь дать кое-какие сведения о Джеке Воробье и его возможном местонахождении. Но если же вас не устраивают подобные условия, то, полагаю, пеньковый галстук сможет вас вполне удовлетворить. Что Вы надуваетесь как дирижабль?.. Не делайте умное лицо, Вы же - офицер! Скомандуйте хоть что-нибудь! (с)
Так... кажется, я еще не проснулся... Какие сведения? О каком местонахождении? Да я последний, с кем Джек бы этим поделился! Я просто его терпел, потому что деваться было некуда. А он - меня, и по той же причине. Может, они меня с кем-то путают? - Не понимаю, о чем вы, сэр, - ответил я, - возможно, вас ввели в заблуждение. Я был только судовым врачом, и капитан сроду передо мной не отчитывался... Быть человеком порядочным стоит только ради самого себя : другим безразлично.
Сообщение отредактировал Айзик_Бромберг - Среда, 09.01.2008, 19:44
- Не понимаете? - сухо переспросил коммодор. - Я догадывался, что вы можете дать подобный ответ. - Впрочем, у вас еще есть возможность понять меня и попытаться кое-что вспомнить. Ведь у врачей хорошая память, мистер Бромберг, - выдавил из себя чуть заметную, но довольно ядовитую улыбку Норрингтон. - Кое-кто из повешенных, перед смертью надеясь спасти свою никчемную жизнь, поведал нам, что Воробей, будучи пьян, имел обыкновение не отчитываться перед вами, а вести светские беседы. Думаю, вы понимаете, к чему я клоню. Я не зверь, мистер Бромберг. И склонен держать свое слово. Так что я готов рискнуть и в обмен на некоторые сведения устроить вам побег. Норрингтон замолчал. Он повернулся к пленнику спиной и смотрел сквозь грязное, запыленное, захватанное сальными лапами стекло на постепенно заливающийся светом внутренний двор тюрьмы. Захочет ли этот пленный врач увидеть солнечный свет хоть еще раз в своей жизни? Любопытно... - Решайтесь скорее, мистер Бромберг, у меня слишком много дел, чтобы еще и ждать вашего ответа. Что Вы надуваетесь как дирижабль?.. Не делайте умное лицо, Вы же - офицер! Скомандуйте хоть что-нибудь! (с)
... Есть ли на свете что-нибудь мучительнее полного отчаяния? Есть. Это надежда на спасение. Только, судя по всему, совершенно беспочвенная... Я снова потупился. Он же не поверит, что я правда ничего не помню. Честное слово... Я же был здорово пьян тогда... СТОП. Как это было? Залитая лунным светом палуба. Ночь перед боем. Сижу, привалившись спиной к гроту. Провонявшие карболкой руки. Сухие глаза. Сегодня я потерял пациента - лихорадка Денге. Тело юнги, пятнадцатилетнего Бобби, зашитое в парусину , с привязанным к ногам ядром, на моих глазах полетело за борт. Священника у нас не было, и я сам, стоя у фальшборта, вполголоса читал по памяти псалмы Давида, заученные в детстве. Лучше уж так, чем совсем ничего. Ребята слушали с уважением - язык непонятный, и только один Джек знал, что это была не латынь: - ... и если пойду долиной смерти, я не убоюсь зла, ибо Господь - пастырь мой и посох мой... Голова раскалывается. На палубе рядом со мной валяется пустая кружка. Сколько я успел выпить - не помню. Много, наверное. Только помогло это не ахти как. Очередное поражение, и завтра бой - снова трупы, раны - колотые, рубленые, огнестрельные... И мне будет уже не до мыслей о мальчишке, умершем ВСЕГО ЛИШЬ от лихорадки. Вчерашняя смерть - не смерть. Кто знает, что ждет сегодня тебя самого. ... - Не спится, герой? - рядом со мной бесшумно возник капитан, не без труда удерживающийся на ногах. Ненавижу эту кличку, приставшую ко мне намертво. Ненавижу эту манеру Джека появляться внезапно... И я тебя не звал, кэп, зачем садишься рядом... - Завтра бой, - произнес он вдруг абсолютно трезвым голосом, - ты готов? - Готов, - солгал я, не раздумывая. Возражать не хотелось. - Учти, у меня есть запасной вариант... - продолжал Джек, - на случай провала... Если хоть кто-нибудь уцелеет - будет, где залечь на дно и переждать.... ТАК... А дальше? Что было дальше? Кажется, я не придал большого значения его болтовне - слишком давно его знал. Раздели пополам то, что сказал Джек - и одна восьмая из этого будет правдой... Или я заснул? Господи... не помню, хоть убей... ХОТЬ УБЕЙ. Я поднял глаза на Норрингтона. А ведь убьет. Сейчас, сегодня. И без излишней жестокости. Если в момент падения тела особым образом встряхнуть веревку, ломаются шейные позвонки, и человек умирает мгновенно. Грех жаловаться... Я вспомню. Обязательно вспомню. Я еще не прожил, сколько положено... - Видите, ли, сэр, - начал я осторожно, - я готов вам помочь. Я действительно начал вспоминать, нужно немножко времени... Я и сам был пьян в ту ночь еще почище Джека... но я вспомню все.... только у меня к вам просьба. - Вот как? В чем же она состоит? - Мистер Норрингтон, сэр, - решительно произнес вдруг кто-то в полной тишине, и я в ужасе понял, что говорю я сам, - я прошу взамен сохранить жизнь еще и остатку экипажа. Пусть тюрьма, каторга, но не веревка. Прошу вас, пожалуйста. Их всего восемь душ, сэр. Быть человеком порядочным стоит только ради самого себя : другим безразлично.
Сообщение отредактировал Айзик_Бромберг - Среда, 09.01.2008, 22:04
Норрингтон вскинул брови и уставился на пленника. Еще и диктует свои условия... Впрочем, недаром все они еще были живы - если информация о логове Воробья будет хоть на йоту полезной, нет ничего проще заменить виселицу на пожизненную каторгу, поставив лишь одну подпись в бумаге... К тому же коммодор надеялся так же кое-что выжать из этих ребят. - Я подумаю об этом, мистер Бромберг, - сказал он. - Подумаю после того, как услышу от вас какие-нибудь показания, которые могут быть мне полезны. Помните, что от работы вашей памяти зависит теперь жизнь еще восьмерых человек. Может быть, у вас еще будут просьбы? - ядовито поинтересовался Норрингтон. Что Вы надуваетесь как дирижабль?.. Не делайте умное лицо, Вы же - офицер! Скомандуйте хоть что-нибудь! (с)
- Да, сэр, - быстро ответил я, сделав вид, что не уловил иронии, - пожалуйста, пошлите кого-нибудь на "Жемчужину", пусть принесут из лазарета мой саквояж, инструментарий, ящики с медикаментами, и пусть мне выдадут чистого тряпья на бинты и корпию. - Зачем? - слегка удивился коммодор. - Чтобы я мог оказать помощь своим... У Марти чахотка, сэр, кровохаркание. Мистер Гиббс пошевелиться не может от боли в спине. И еще двое раненых - прободение легкого и перелом запястья. Нужен лубок. Я все сделаю сам, разрешите только. Я не заставлю вас пожалеть об этом, сэр. Быть человеком порядочным стоит только ради самого себя : другим безразлично.
Норрингтон с минуту помолчал, переваривая - не померещилось ли ему это требование пленного доктора. Впрочем, будучи человеком чести, коммодор не смог отказать - уж больно необычной прозвучала эта просьба из уст пирата... - Лейтенант Джиллет, выполнять. - Но, сэр... - как обычно пустился в возражения неприлично совестливый офицер. - Торговаться не здесь будете, Джиллет! - процедил коммодор, прищурив глаза и испепеляя подчиненного взглядом. "Совсем расхлебался, жужелица!" - зло подумал коммодор и даже фыркнул, не удержавшись. Впрочем, он не умел долго злиться и негодовать... Норрингтон глубоко вздохнул. Идти на уступки пиратов... Такого еще не случалось. Что Вы надуваетесь как дирижабль?.. Не делайте умное лицо, Вы же - офицер! Скомандуйте хоть что-нибудь! (с)
