Твою-то мать... Я рывком поставил ее на ноги и хорошенько встряхнул. - Что за чушь? - рыкнул я, припечатывая девку к стенке. - Ничего умнее не придумалось? Говори, дрянь, правду, иначе я вытрясу ее из тебя!
Голова закружилась от резкого подъёма. Гелла зажмурилась и пролепетала: - Правду говорю. Там, в кабаке я с Нэнси на руках разговаривала. Ну, когда тебе про креветок говорила….., - она резко замолчала, чувствуя на своей шее всю силушку руки Джонсона, - Отпусти. Говорить не могу,- прохрипела она. Но отпускать её никто, судя по всему, не собирался. Более того, в глаза пирата ясно читалось: «либо говори, либо вообще придушу». - Потом я поднялась наверх. Там говорили. Она просила помочь. Помогла, - девушка старалась как можно скорее донести до Джонсона всё, что следовало сказать, Она чувствовала, что ещё чуть-чуть – и шея не выдержит вместе со всем остальным телом. Спасибо многоуважаемому алфавиту за любезно предоставленные буквы.(с)
Я резко отпустил ее, предоставив мирно стекать по стенке. Дурная баба. Я развернулся и молча вышел из комнаты, прихватив пистолет. Быстро, чуть ли не бегом, спустился по лестнице и вышел на улицу. Не доверяю я ей. Я не доверяю никому. А ведь могла и струхануть перед перспективой оказаться замешанной в похищении высокорожденной, мать ее, особы. И сдать. И если меня уже караулят, то унести ноги по переулкам сподручнее, чем выпрыгивать из окна. А если нет, проверить будет не лишним. Озираясь и сжимая в руке оружие, я тенью прокрался за угол постоялого клоповника, прошел под окно своей комнатушки, на задний двор. Он был пуст и грязен, лужи и дряное месиво было повсюду, некуда было ступить так, чтобы не вляпаться по щиколотку в грязь или дерьмо. Но меня это мало волновало. Под окном месиво было разворочено, разбрызгано, будто кто-то прыгал в него. Я нагнулся и в скудном свете увидел то, что меня заботило - следы сапог и следы поменьше. Не врет, значит...
Наверх я поднялся злой, но все же довольный тем, что рыжая не врет. Вырвал бы язык. - Дала удрать, стало быть. Откуда же такая добродетель взялась?
Как только Джонсон отпустил многострадальную шею, Гелла плавно осела на пол и закрыла глаза. Дышать было трудно, она закашлялась и вытянула руку, пытаясь хоть как-то соорентироваться в пространстве. В ушах звенело, как в колокольне. Через некоторое время Макбрайт осознала, что лежит на полу, и что на полу не мягко и вообще, не дело это - на полу лежать. - Дала удрать, стало быть. Откуда же такая добродетель взялась? – услышала она сквозь пелену помутневшего сознания. Надо ответить, а то сейчас ещё и пинать начнёт. - Я просто хотела, чтобы у меня был ковёр, - слабо прохрипела Гелла и зажмурила глаза, чтобы не пускать слёзы на свет Божий. Она вытянула руки, пытаясь восстановить равновесие. Спасибо многоуважаемому алфавиту за любезно предоставленные буквы.(с)
- Дура, - констатировал я, совершенно не понимая, зачем за драную тряпку подставлять свою шею. - Сюда иди, - рыжая шаталась, как пьянчуга, хватая ладонями воздух. Я схватил ее за руку и подволок к кровати. Достал приставленную к стенке бутылку мутного виски и сунул в руки. Лучшее лекарство от всех хворей. - пей.
Гелла сделала пару глотков, подавила в себе рвотный рефлекс и полулегла на кровать. Несмотря на то, что виски она терпеть не могла, и всегда старалась избегать этого напитка, сейчас ей действительно становилось лучше. По крайней мере, миллионы всеразличных звонов в голове затихли. Но вот шея…Наверняка, ведь, вся в сине-лиловых пятнах. Хотя….Забавно наверное. Гелла улыбнулась, захихикала, а затем и вовсе расхохоталась: - Теперь я могу зарегистрироваться, как подвид сине-лилового жирафа, - ей ничего не оставалось делать, как искать даже в этой жуткой истории положительные моменты. Тем более, что если расплакаться – то можно и по мозгам получить. Да и потом, вдруг, они и в правду станут богатыми? Тогда ей вообще ни разу не выгодно ссориться с «патроном». Спасибо многоуважаемому алфавиту за любезно предоставленные буквы.(с)
Я рыкнул, сжал губы и вышел, хлопнув дверью. Дешево отделалась, бестолковая девка. Синяки на шее - ничто по сравнению с разбитой мордой, которую я мог бы ей обеспечить, если бы не был обеспокоен тем, что меня могут караулить патрульные. Поверил бы сразу в побег - еще долго бы не хохотала. Нарочито стуча сапогами по лестнице, я спускался в общий зал кабака. Я знал, что рыжая не будет сидеть одна в комнате и спустится ко мне как только придумает что-то, что нужно немедленно произнести вслух, и желательно так, чтобы это услышали. Посему я вышвырнул из-за почти пустого стола уснувшего на нем пьянчугу и свистнул свою давнюю знакомую. - Эй, Сюзан! Со скоростью добротного баркаса девка очутилась рядом. - Жаркое и тарелку креветок. И выпить. Да пошустрее давай. - Когда ж ты лопнешь уже, заливая глаза? - с усмешкой осведомилась она, облокотившись могучим задом о стол. - Когда ты скинешь пару десятков фунтов, - оскалился я и по обыкновению ущипнул ее. - Козлина, - хохотнув, ответила Сюзан и, виляя задом, поспешно удалилась.
Ушёл. Обиделся. Нет, скорее разозлился. Ну, и чёрт с тобой! Ну и иди себе на горбатый хрен стихи петь! В коем-то веке посижу и поразмышляю. Э….э….Мне и одной хорошо! И вовсе мне не скучно! Не скучно, я сказала! Тоже мне – гений большого запоя! Гелла решительно поднялась с кровати и направилась к сундуку, который наполняла по мере необходимости разнообразным хламом. Там уже успели найти свой приют такие вещи, как деревянный гребешок, два шнурка от корсета (длинный, но обыкновенный и короткий, но очень красивый), платки на все случаи жизни (цветные декоративные и носовые обыкновенные), пудра (без неё после ночи с Чарли просто невозможно было покинуть каморку), чай листовой (он, к сожалению, рассыпался и рассредоточился на дне сундука), коробка мармелада и ещё масса полезных вещей.
Девушка выудила самое необходимое, а именно: пудра, зеленый платок и гребешок. Она расчесала волосы и забрала их в хвост. Кое-как замазала синяки на шее, и для большей верности повязала лёгкий платок. Привет, зеркало. Давно не виделись. Спасибо за предоставленное отражение моей скромной персоны. Я в порядке. Теперь можно выходить. Макбрайт вышла, закрыла дверь и медленно спустилась по лестнице.
- Ты всё ещё в образе? – поинтересовалась Гелла, присаживаясь за стол к Джонсону.
Спасибо многоуважаемому алфавиту за любезно предоставленные буквы.(с)
Явилась. - Недолго ты продержалась в одиночестве. Теперь я в курсе, что вместо ругани тебя проще запирать в подполе. Видя, как она, скривившись, уставилась на тарелку с хилыми, тощими криветками, я хмыкнул. - Ты думала, что в здешней акватории они будут размером с кота?
- Не в этом дело. Просто уж больно жалкое это зрелище, - ответила Гелла, подозрительно поглядывая на тарелку. – Такое чувство, будто их перед готовкой жестоко пытали на дыбе. Видишь, какие они все скукоженные? – девушка ткнула вилкой одну из креветок и даже рискнула её попробовать. К удивлению, креветка оказалась сносной, а по местным меркам даже вкусной. Вторая тоже была вполне себе ничего, и третья и четвёртая, и пятая и т.д. - Сюзан, можно тебя на минуточку? – позвала Гелла. Официантка с «железной задницей» подошла и улыбнулась ей, как двоюродной племяннице, которая заехала в гости денька на два. - Ещё? – понимающе осведомилась она. - Агась, и рома, и яблок. - Беременна? – «с беспокойством» переспросила Сюзан. - Расстроена, - ответила Макбрайт и отдала ей тарелку. Спасибо многоуважаемому алфавиту за любезно предоставленные буквы.(с)
- Этой гадкой скукоженной фауной не так-то легко нажраться, - понимающе заметил я, отрывая кусок жаркого, которое больше напоминало по плотности наковальню. - Сюзааааааан! Лепешек, и чтобы не горелых, твою налево! Рыжая вздохнула и принялась выжидать Сюзан, я же вернулся мыслями к тому, что не давало покоя - губернаторской дочке. Днем заставлю рыжую отрядить ходить за ней по пятам пару маленьких недоносков, вечером же, как только эта краля по идее должна нырять под батин кров, будем наблюдать за ней по очереди. Но для этого еще нужно раведать обстановку. Как бы я не старался отложить и не торопить события, желание взяло верх. - Как стемнеет - уйду. Если кто-то будет водить носом, скажешь, что ушел на пристань, - вполголоса заговорил я, наклонив голову к ужу рыжей.
Уйдёшь? Ночью? Тебя не будет? Ты не будешь ко мне приставать? У меня за ночь не появится ни одного нового синяка? Никто не будет спихивать меня с кровати за то, что я шевелюсь во сне? Я высплюсь в конце-концов? Ура! Ура! Ура!
- О, даааа, - блаженно отозвалась Гелла, понимая, что Джонсон ждёт ответа. Затем она всё-таки взяла свои эмоции под контроль и конструктивно добавила: - Да, именно. Я всё поняла. Будет сделано, - наконец Гелла осознала страшную вещь: она полностью пропустила мимо ушей всё, что шло после «ночью уйду». Радость от того, что она займёт всю койку взяла верх над здравым смыслом. - Кстати, а что надо делать? Извини, я просто не расслышала.
Спасибо многоуважаемому алфавиту за любезно предоставленные буквы.(с)
- Тебе - держать язык за зубами, - мрачно повторил я. - Если спросят, скажешь, что ушел на пристань. Или по бабам. Усекла? Повтори. По факту исполнения, хмыкнув, я продолжил: - Завтра с утра идешь на базар. В самую рань, как только он откроется. Купишь мужские портки поменьше и башмаки под свою ногу. И ремень. А будешь возникать, что бабам грех портки носить, юбку свою между ног прошьешь и задерешь до коленок.
Сообщение отредактировал Чарльз_Джонсон - Понедельник, 17.11.2008, 00:52
- Что с юбкой сделать? – Гелла рассмеялась. Надо же, какие идеи может выдать столь пропитанный ромом мозг. - Интересная идея, но я лучше всё куплю. Это для меня проще, удобнее и практичнее. А ты собрался меня за своего собутыльника выдавать? Или мне надо будет соблазнять губернаторскую дочку под видом бравого кавалера? А мне придётся с ней целоваться? – Гелла развеселилась не на шутку, что по видимому очень не понравилось Джонсону, ибо тот уже сжимал кулаки. Спасибо многоуважаемому алфавиту за любезно предоставленные буквы.(с)
- А ты к ней в койку лезть собралась? Если разведаешь дорожку, не забудь доложить мне. Любопытно, будут ли греметь кости этой тощей красотки, если бы я с ней развлекся по своему обыкновению? - Тебе лишь придется уносить ноги в случае шухера. И я сомневаюсь, что в своем бабьем тряпье ты далеко убежишь.
