Джеймс Норрингтон у себя в кабинете читал письмо, написанное два месяца назад лордом Беккетом.
Надо сказать, за прошедшие с их последней встречи девять месяцев существование где-то такого человека успело стать нечастым воспоминанием. Но свернутый с безупречной симметрией плотный листок бумаги, исписанный широким аккуратным почерком с сильным нажимом, быстро напомнил о скупой зловредной улыбке и проницательном взгляде. При первых строчках картинка стала еще живее.
«Рад сообщить, что мои неприятности в Ост-Индской компании, как и дело в суде пэров благополучно улажены. Если вы помните историю с оправданием мистера Скотта, которую мне рассказывали, то поймете, каким образом мне удалось восстановить справедливость.»
Справедливость? Слово, конечно, написано для постороннего человека, которому попадет в руки письмо, но адмирал не удержался от смеха.
Историю с мистером Скоттом он, конечно, помнил, и заключалась она в том, что когда сего не слишком почтенного депутата палаты Общин собрались обвинить в убийстве, его влиятельные друзья сделали то же самое вперед недоброжелателей и сделали это так, что докопаться до правды стало невозможно.
«Однако же я решил на некоторое время поручить дела толковому заместителю и провернуть одну крайне любопытную авантюру, в которую хотел бы втянуть вас. Возможно, когда вы читаете это письмо, я уже на борту корабля, отправляющегося на Ямайку.»
Ну что ж, это не сюрприз. Он еще в феврале об этом говорил…
Заодно Норрингтон вспомнил, как ему оставили на хранение вещицу… Какой же все-таки подлец этот Беккет…
Одно время адмирал всерьез подумывал о том, чтобы назло Беккету продать карту Барбосе или просто сжечь ее. Однако не решился на столь бесчестный поступок – все-таки он обещал сохранить эту «вещицу», хоть и не знал, что она будет источником стольких проблем.
Теперь Норрингтон был почти уверен, что на карте есть нечто большее, чем просто путь на тот свет. Более того, до него дошли некоторые слухи… По большинству, правда, абсурдные.
«Мистер Воробей доставил мне немало развлечения.
Если вы не знали ничего о его происхождении, то я для начала расскажу, что Воробей это его прозвище, а не фамилия. Впрочем, об этом, я думаю, как раз легко догадаться.
Его отец католик-якобит Роберт Этигем бежал после Славной революции во Францию, где стал моряком, однако же, вскоре имел проблемы из-за разгульного образа жизни, и был вынужден бежать еще дальше – в Новый свет. Там этот некогда достойный джентльмен занялся вначале каперством под французским флагом, а затем и откровенным пиратством, став известен, как капитан Тиг. Джек Воробей – его сын от какой-то дикарки.
Так как мало кто в Англии мог бы связать в одно Роберта Этигема и капитана Тига, то мне показалось забавным представить Джека Воробья, то есть Джека Этигема его довольно многочисленной родне как своего старого приятеля. Правда такова, что сын изменника и дикарки, но якобы пользующийся моим расположением, смотрелся вполне уместно и достойно, и даже многообещающе, для этих чванливых, но бедных леди и джентльменов.
Разумеется, мне пришлось заставить Джека отмыться и принять приличный вид. Уверен, эта картина не оставит равнодушным даже вас. Мой секретарь смеялся до колик в животе, увидев такую метаморфозу. Да и я не помню, чтобы мне когда-то было так смешно.
К тому же Джек отличный актер и может, когда хочет, быть очень галантным кавалером. Он имел большой успех среди дам.»
Норрингтон все больше хмурился. Что за непотребство? Почему Беккет – в общем-то, человек с хорошим вкусом – всегда любил столь непристойные вещи?
Видимо, это все же доказывает, что честь и достоинство куда в большей степени врожденные качества джентльмена, чем следствие хорошего образования, что бы ни утверждали философы…
Вопрос: зачем Беккету нужен Воробей? Кажется, два года назад он был искренне рад, что этот пират погиб.
«Правда, последнее время на Джека примерно раз в две недели находят поочередно приступы меланхолии и дебоширства. И он позволяет себе все более непристойные выходки, которые ему на удивление сходят с рук.
Например, месяц назад, как мне рассказали, он был пьян, нашел какую-то вульгарную шлюху из-под забора и представил ее родственникам, как свою невесту. Кроме того, он заявил, что желает исполнить на виолончели чудесную оду любви, но, получив в руки инструмент, произвел с вдохновенным лицом ужаснейшую какофонию изрядной громкости. Когда через две минуты один его кузен попытался убедить горе-музыканта прекратить пытать слушателей, Джек едва не вызвал того на дуэль – не вышло, потому что этот джентльмен струсил.
После мистер Воробей помрачнел, как туча, на три дня заперся у себя в спальне и никого не желал видеть. Но по прошествии этих дней, как ничего не случилось, вновь объявился в качестве неизменно веселого и безупречно галантного кавалера.
Я бы назвал причину этой комедии скукой от праздности и безнаказанности.
Но я просто восхищен тем фактом, что после нескольких подобных выходок родственники так и не закрыли перед Джеком все двери. Несмотря на то, что я и пальцем не шевельнул в ответ на все просьбы, что на меня посыпались через него.
Вы спросите, к чему я все это делаю?»
Еще бы! Такое даже от Беккета трудно ожидать…
«Да, вы правы, не только для развлечения. Дело в том, что Джек Воробей является важной частью задуманной мной авантюры. И я предпочитаю держать его до этого времени при себе. Приходится делать это таким образом. Это, право же, надежнее, чем тюрьма. Я просто удивляюсь, как я до сих пор терплю его…
Но, как это ни странно, после нашего с вами путешествия я подумал, что та старая вражда, на самом деле, не стоит и фартинга.
Вам смешно?»
Нет, смешно не было. Норрингтон отложил письмо, задумчиво опустив глаза.
Он постарался вспомнить то ощущение первых дней новой жизни. Ощущение чего-то другого, словно не вернулся, а попал туда, где никогда не был. Тогда это ощущение казалось ярким, всепоглощающим, а теперь вспоминалось более чем смутно.
Иногда адмирал не знал, нравится ли ему его умение ко всему быстро привыкать. Это часто помогало, но всегда слишком быстро убивало любое ощущение чуда. Начиная с того, что Джеймс не помнил, когда, например, в последний раз праздничный день сам по себе воспринимался им как что-то особенное, и, заканчивая тем, что его уже не слишком волновало, что он вернулся с того света и при необходимости, возможно, сумел бы пройти сквозь стену.
Даже Беккет пишет, что сделал выводы, вернувшись с того света. А вот некий мистер Норрингтон, похоже, вернулся, не уяснив для себя из этого ничего важного…
«Недавно Джек Воробей услышал в какой-то грязной дыре, куда он периодически наведывается, и рассказал мне любопытную историю о том, что в Вест-Индии английским флотом командует живой мертвец. При луне он обрастает чешуей и выпускает то ли волчьи, то ли акульи зубы. Что-то про появление прямо из тумана. И еще про дьявола, конечно же.
Я понимаю, что это полнейшая чушь, однако такие истории вовсе не красят британский флаг.»
Вот кто бы говорил. После «Летучего голландца».
А истории… Пару раз адмирал уже имел возможность видеть в бою, как при его появлении в страхе пятятся матерые пираты. Потом, насмотревшись на ужас врагов и пленных, странно косились и солдаты Его величества, хотя, разумеется, никаких акульих зубов не было и в помине, как и появлений из тумана.
Джеймс подозревал, что ему стоит «поблагодарить» за это Барбоссу, хотя не мог понять, для чего бы тому понадобилось распространять эти истории. А, может, и просто кто-то из разбойников с «Жемчужины» спьяну распустил язык, а другие подхватили, порадовавшись возможности очернить знакомое имя.
«Я бы вам посоветовал не относиться к этому легкомысленно. Мне удалось доказать, что я не виновен в делах с чертовщиной. Но, хочу вас огорчить, мои недоброжелатели, не сумев очернить меня, взялись за вас.»
Норрингтон не удержался от ядовитой усмешки. Так значит, вот кто теперь новый виновник беккетовых делишек! Хорошо же, что ему пришло в голову заставить этого скользкого змея написать бумажку с признанием.
«Я, конечно же, сделал все возможное, чтобы избавить вас от подобной клеветы. Но, как я уже говорил, те забавные слухи о мертвецах и дьяволе вам теперь особенно не к лицу. Подумайте об этом.
К слову о наших нравах.
Вчера мне довелось сделать крайне забавное приобретение. Это «гнилое местечко» в Дареме, которое уже давно затоплено морем. Потому местные землевладельцы имели обыкновение привозить туда избирателей в лодке. А недавно продали эту милую дань традиции с аукциона.
И вы все еще будете говорить мне, что наш парламент имеет что-то общее с демократией?
Кстати, это не мои слова, что каждый член парламента имеет известную цену. И заметьте, я это легко пишу в письме, которое, возможно, прочитаете вовсе не вы.»
Да… грустно, но факт. На эту тему и Аделаида рассказала много постыдных вещей, которые в свое время прошли мимо внимания чуждого политике офицера.
«Один вопрос: я надеюсь, вы уже рассказали миссис Тернер, что я не умер? Я не хотел бы иметь необходимость лично удивить ее этим известием.
Кстати говоря, я думаю, что знаю, каким образом мне подкупить… то есть, конечно же, я хотел сказать, найти возможность примирить ее со мной.»
Примирить? О, это было бы чудесно, но не слишком ли самонадеянно? Тут Джеймс внимательнее задержал взгляд на слове «подкупить»… Элизабет? Самонадеянно, лорд Беккет…
В дверь постучали.
- Простите, сэр, вас желает увидеть мистер Гиббс, шкипер с «Молнии». Впустить? – поинтересовался сержант.
- Да, - кивнул Норрингтон, еще дочитывая последние строки.

***
Мистер Гиббс был весьма доволен тем, как легко ему удалось добраться до адмирала. За свои пятьдесят лет, тридцать из которых он был британским моряком, он имел тысячу случаев убедиться, что хуже офицеров флота бывают только судьи и каннибалы. Однако же приятно, что из этого есть исключения.
Поднимаясь по лестнице снова ставшего за последнее время знакомым и родным – правда, издалека, а не изнутри – форта Чарльза, Гиббс с довольной улыбкой вспоминал, каким был двенадцать лет назад лейтенант Норрингтон. Прежде всего, не в меру старательный юнец умел при всей своей сухости и даже надменности обращаться с людьми по-человечески. Еще он умел, причем больше делами, чем словами, убеждать простых моряков в том, что любой их труд важен… как он там говорил… для славы Британии и спокойствия подданных короны, вроде бы. Слова, впрочем, были не так важны – важно было то поразительное ощущение смысла всего дерьма вокруг. Может, Гиббс, хоть ему и было глубоко наплевать на славу Британии, и не дезертировал бы однажды, служи они и дальше вместе. А может, и дезертировал бы все равно к чертовой матери.
И уж точно бывший пират до сих пор был благодарен тому чуду, по которому обычно глухой к доводам приязни и неприязни Норрингтон не приказал вздернуть дезертира и разбойника на рее.
Отчасти Гиббс был даже рад тому, что снова может видеть этого человека на своем месте – у того даже вернулся прежний огонек в глазах и прежняя усмешка. Все же жалко его было на Тортуге – редкий приличный офицер, и такое…
Кроме того, Гиббс чувствовал, что его тридцать восемь лет в море не прошли для него даром. Хоть он и был еще крепок и на удивление при двух ногах, руках и глазах, все чаще напоминали о себе ревматизм и старые раны. В итоге, чудом помилованный пират осел на тихом уютном местечке шкипера «Молнии», куда капитан Уэсли его со скрипом взял вместо погибшего на Тортуге мистера Хогга. Правда, Уэсли – то до идиотизма рассеянного и беспечного, то придирчивого и злорадно замечающего каждую мелочь – Гиббс никак не относил к хорошим людям. Но ради комфортного места можно было потерпеть. Бывали капитаны и похуже. Этот хоть не слишком увлекался плетью и не обворовывал своих людей. К тому же команде «Молнии» уже три раза за полгода доставались призовые, да и на количество отпусков на берег жаловаться не приходилось. Хотя по былым денькам и капитану Воробью бывший пират скучал.
В роскошно, на взгляд простого моряка, обставленном кабинете адмирала Гиббс почувствовал себя неловко, но только до того момента, когда Норрингтон отложил письмо.
- Присаживайтесь, мистер Гиббс, - сдержанно улыбнулся адмирал. – Вы что-то хотели мне рассказать?
В этом был весь Норрингтон. Он умел не корчить из себя короля и бога, но держаться так, что простой разговор с матросом или солдатом никоим образом не принижал высокого звания. Настоящий офицер!
- Да вот, адмирал… - заговорил шкипер, осторожно усаживаясь на стул с резными ножками, но постепенно забывая о мнимой хрупкости этой вещи. – Я тут недавно услышал историю, которая может быть вам полезна. Я решил, что обязательно должен вам рассказать. В таверне «Рог нарвала» один морячок рассказывал, как его капитан Долговязый Томми, хотя на самом деле он пяти футов и двух дюймов ростом, ходил к любовнице…
На лице внимательно слушающего Норрингтона промелькнуло легкое раздражение – видимо, излишне затянутыми подробностями.
- Так вот, - счел за лучшее перейти ближе к делу Гиббс. – Капитан их перед этим купил приличный темный кафтан, на диво подходящий по росту. А как бежал от неожиданно объявившегося мужа красотки, так зацепился воротом этого кафтана за торчащий прут на решетке вокруг дома. А кафтан это выдержал и не порвался – уж больно сукно хорошее. И только значит, капитан подумал, что лучше бы этот кафтан провалился, как выпал из него. Понимаете? А кафтан-то был застегнут и не расстегнулся вовсе и даже не порвался, а остался висеть пустой и целенький, как прошел насквозь… Вот к чему я сразу вспомнил о… ну, понимаете… после вашего возвращения…
Гиббс смутился, подумав о том, что вот этого щекотливого вопроса он, вдохновленный желанием рассказать о своей поразительной догадке, не учел.
Но к облегчению бывшего пирата, адмирал кивнул и встал из-за стола, чтобы подойти ближе. Гиббс тоже поспешно поднялся на ноги.
- Отлично понимаю, - сказал Норрингтон. – Хотя понимаю лишь оттого, что нас никто не слышит. И я бы сказал, что тому человеку повезло.
С этими словами он усмехнулся и продемонстрировал руку. На ладони красовался уже почти ставший незаметным шрам очень странной формы: дюймовая или чуть длиннее линия из частых маленьких точек, а в середине кружочек побольше. Такой же точно шрам был и с тыльной стороны.
- Видите ли, мистер Гиббс, - немного самодовольно продолжил адмирал, сложив руки на груди, - так как я видел перемещения Дэйви Джонса и его команды, а миссис Тернер рассказала мне о сходном виде при луне одного моряка, бежавшего с «Летучего голландца», такая мысль пришла мне в голову давно. И лунной ночью, когда эта мысль смотрелась нагляднее, я решил проверить, - тут Норрингтон еще раз усмехнулся. - Для начала протащить перо сквозь руку. И где-то после получаса убеждения себя в том, что это перо и я находимся в разных, так скажем, пространствах, мне это, действительно, удалось. Но когда я попробовал повторить, ко мне в дверь неожиданно постучали. В результате перо материализовалось воткнутым мне в руку. Мне потом стоило больших усилий полностью вытащить то, что от него осталось.
Гиббс был потрясен тем, как спокойно адмирал рассказывает о столь невероятных и пугающих вещах.
- Да, - снисходительно заметил Норрингтон, - не все так просто, как кажется, когда это делают мастера своего дела, не так ли? С тех пор я не желаю попробовать пройти сквозь стену, хотя это и было бы любопытно. Но, знаете ли, подводит живое воображение.

Элизабет никогда не имела безупречной репутации. Но после возвращения в Порт-Роял в качестве миссис Тернер, она послала любые жалкие попытки поддержания репутации ко всем чертям. Не носила траура по якобы погибшему мужу, начала ходить в мужской одежде и при шпаге, не всегда выбирала выражения и не стеснялась бывать в местах, в которых нечего делать даме из приличного общества. В результате двери доброй половины домов Ямайки оказались перед ней прочно закрыты. Было бы закрыто еще большее количество, если бы не неизменное расположение губернатора и адмирала, а также многих офицеров к скандальной миссис Тернер.
Ей досталось все имущество, которым отец владел как частное лицо, и потому Элизабет могла чувствовать себя и сына обеспеченными, имея доход около полутора тысяч фунтов в год.
Все более частым гостем миссис Тернер становилась в доме губернатора. Его добрая и гостеприимная, несмотря на внешнюю строгость, супруга оказалась редкой женщиной, с которой Элизабет, привыкшей отдавать однозначное предпочтение мужскому обществу, хотелось поддерживать дружеские отношения.
Гостить у губернатора было проще, чем у Джеймса, который хоть и был готов открыть перед ней двери, но как всегда каким-то иррациональным впечатлением заставлял Элизабет стесняться обращаться к нему.
На этот раз, приехав в Порт-Роял с сахарной плантации, где она полюбила бывать, миссис Тернер узнала, что Норрингтон еще не вернулся с Невиса, чем весьма недоволен губернатор, потому что юный Ричард Келвэй находится при адмирале, и уже пропустил Рождество и Новый год, а завтра пропустит и свой День рождения.
Тем не менее, подготовка к празднику шла своим чередом, несмотря на отсутствие виновника торжества.
Аделаида нашлась перед зеркалом, где горничная укладывала ее волосы. По началу Элизабет казалось странным, что у такой дамы куафером числится горничная, но Виктория, действительно была мастером дела.
- А, рада вас, видеть, моя дорогая, - немного оживилась до того скучавшая перед зеркалом миссис Келвэй. – Как ваш сын?
- Спасибо, отлично, - улыбнулась Элизабет, перенося стул так, чтобы Аделаида могла видеть ее в зеркале, не поворачивая головы. – Хотя мне пришлось сменить кормилицу – прошлая была ужасной неряхой. Значит, сегодня вечером вы не скучаете?
- Да. Разве сегодня не чудесная погода? Вы только посмотрите на это чистейшее небо и легкий прохладный ветерок. Я полностью согласна с Льюисом, что сегодня должна быть прогулка на лодках и фейерверк.
- Да, пожалуй, - улыбнулась Элизабет, с интересом разглядывая отражение хозяйки дома в зеркале.
Она каждый раз не уставала удивляться метаморфозе, которая происходила с Аделаидой, когда та переставала держать светское лицо. Несмотря на явное сходство с красавцем-братом, мало кто назвал бы миссис Келвэй привлекательной, видя ее дома в неглиже. Шести с лишним футов роста, худощавая, нездорово бледная, с тяжелым взглядом, со скучным и даже сварливым выражением лица, с морщинами на лбу от привычки часто поднимать или хмурить брови – ярчайший пример того, что строгие скульптурные черты лица вовсе обязательно красивы. Однако же при помощи модного платья, удачной прически, слоя косметики и светской улыбки Аделаида молодела на несколько лет и становилась вполне не дурна.
- Не в обиду вам будет сказано, Элизабет, - заметила миссис Келвэй, - но вам ужасно не к лицу ваш черный парик.
- Да? – миссис Тернер, давно предчувствуя, что с париком все так и есть, однако, наклонилась, чтобы еще раз увидеть себя в зеркале. – Ну что ж, я подозревала, но все же надела его. Знаете, мне еще в детстве всегда хотелось иметь такие же, как у вас темные волосы.
- Понимаю, очень даже понимаю, - усмехнулась Аделаида, - я сама когда-то ужасно хотела быть белокурой, пока не поняла, что со светлыми волосами я буду смотреться скучной и бесцветной. Но ваш черный парик это и вовсе что-то ужасное…
В это время со стороны порта отчетливо донеслись звуки пушечных выстрелов.
- О, кого-то приветствуют салютом, - скучновато отметила Аделаида.
Элизабет испытала куда более бурный прилив энтузиазма по поводу прибытия корабля.
- Это, наверное, вернулась «Королева Анна», - заметила она. – Так что Джеймс и юный Ричард все же не пропустят праздник.
- Может быть.
В этой внешней невозмутимости они с братом были просто на удивление похожи, хотя сестра все же отличалась куда более неуравновешенным характером. Но ей было, словно лень растрачивать энергию на выражение эмоций – такими вялыми они получались, если, конечно, речь не шла об эмоциях специально демонстрируемых для кого-то.
- Да… - задумчиво протянула она, - вот скажите, где я допустила просчет? Я ведь совершенно правильно решила, что братец, едва взяв племянника на борт, заявит: «Я вам здесь не дядюшка Джеймс, а адмирал Норрингтон», - а Ричард потом прибежит жаловаться отцу, который только пожмет плечами. Но я никак не ожидала, что в итоге мой сын решит, что хочет и дальше ходить в море. С одной стороны я даже рада, что он наконец-то взял достойный пример для подражания. Но, честно говоря, я в свое время была против того, что Джеймс выбрал такой путь, а тут еще и это…
Элизабет едва не покачала головой.
- Неужели вам самой никогда не хотелось в море? – спросила она.
- Мне? Нет. Зачем же?
- Ну, тогда вам этого не понять. А я… иногда я жалею, что не родилась мужчиной.
- Бывает, - усмехнулась Аделаида, – но если вам так хочется в море, то я уверена, что, когда вы, как следует, надавите на моего брата, то он никуда от вас не денется. Могу и я помочь.
У Элизабет аж перехватило дух от той простоты и уверенности, с которой говорила миссис Келвэй.
- Вы, правда, так думаете? – изумилась она. – Джеймс может взять меня в море?! И не просто пассажиром, а… ну, сами понимаете…
- Ха-ха-ха, еще как может. Уж я-то давно знаю, что он такой же сумасшедший, как и я сама. А человек, который всем сердцем хочет чего-то добиться, но имеет к желаемому преграды, вызовет у него особенное сочувствие, потому что братец с детства отлично помнит по себе, каково это. Мы с матушкой хотели, чтобы он пошел по пути отца, уже имея неплохие связи и почти проторенную дорожку, он же упрямо добивался своего.
Элизабет кивнула головой. Действительно, юные джентльмены из влиятельных семейств редко что-то забывали во флоте, предпочитая куда более комфортную армию.
- Одно маленькое «но», - серьезно добавила Аделаида. - Не сомневайтесь, что, куда бы он вас ни поставил, он спросит с вас вдвойне, а в ответ на ваши успехи сделает вид, что все всего лишь в порядке.
В это время Виктория закончила возиться с прической и миссис Келвэй сама взялась за баночки, пуховки и кисти. Это действо при всей своей основательности занимало у нее не больше пяти минут.
- Между прочим, это же самое можно сказать и о вас, - к слову вспомнила миссис Тернер. – Мне было просто жаль бедняжку Джейн, когда она играла для вас на клавесине.
- Ну и напрасно. Я слишком люблю свою дочь, чтобы льстить ей.
Неожиданно их прервал новый голос:
- Не правда ли, Элизабет, она неисправимо черства? – заметил из двери только что вошедший губернатор. После чего он расплылся в своей обычной приторно-сладкой улыбке. – Я искренне рад, моя звезда, что меня ты не любишь и потому хвалишь. Люди, знаешь ли, иногда хотят похвалы куда больше, чем объективной безупречности.
- Для чего у наших детей есть ты, - невозмутимо откликнулась Аделаида. – Я же беспричинно хвалю только мужчин, которых желаю соблазнить.
- И меня ты тоже желаешь соблазнить? – живо откликнулся Льюис.
- Иногда.
Элизабет никогда не знала, на чьей стороне ей хочется быть в этих маленьких семейных спорах. Возможно, губернатор был ей ближе по характеру, но было трудно не признать, что слова его супруги порой звучат логичнее и обстоятельнее. Миссис Тернер решительно не могла сказать, кто из этих двух столь разных людей ей более по вкусу.
- Так что там в порту? – спросила Аделаида, поворачиваясь от зеркала в полностью завершенном образе ухоженной мило улыбающейся леди.
- Прибыл корабль из Англии, - в тоне губернатора промелькнула озабоченность. – Это корабль под флагом Ост-Индской компании, а на его борту лично лорд Беккет. Потому сейчас нам придется устроить торжественную встречу. И скоро мы узнаем, прав ли был Джеймс, когда говорил, что этот гость не несет нам никаких новых неприятностей.

***
Элизабет хотела отказаться от участия во встрече, но потом любопытство все же дернуло ее посмотреть. Пусть даже на Беккета. Конечно, не из первых рядов.
Встречали того с музыкой, маленьким парадом и салютом. Толпа зевак была вполне рада зрелищу, отчего миссис Тернер чувствовала все нарастающее озлобление. Вот, значит, как коротка память людей!
Беккет неспешно выгрузился из шлюпки, что-то ответив подошедшему губернатору. Ублюдок, казалось, был не слишком рад торжественной встрече. Судя по его виду, ему было на все это глубоко наплевать.
Внимание Элизабет вдруг привлек скромно сошедший позади Беккета высокий в сравнении с ним человек в темно-вишневом кафтане.
- Джек? – миссис Тернер поднялась на цыпочки, стараясь разглядеть это странное видение. Начала протискиваться вперед. – Джек!
Он обернулся на голос, и сомнений не осталось, это, действительно, был Джек Воробей.
Какое-то время Элизабет смотрела на него, не зная, броситься на шею старому другу или скромно поприветствовать изрядно забытого и изменившегося знакомого. Без усов, бороды и краски вокруг глаз лицо Джека производило совсем другое впечатление. Стали куда более заметны впалые щеки и четко очерченные губы. Открытый лоб удлинил овал лица. Совсем по-другому – спокойнее и серьезнее - воспринимался взгляд непривычно маленьких без темных обводов глаз. Больше всего Элизабет поразило то, насколько тонким и аристократическим смотрелось лицо Джека, как и его стройная, почти хрупкая фигура. Раньше никогда и ни при каких обстоятельствах в нем нельзя было заметить ничего подобного - разве что небольшие кисти рук с длинными тонкими пальцами.
- Привет, Лиззи, - совсем по-старому усмехнулся этот почти незнакомый Джек, показывая знакомые золотые зубы.
И, кажется, это было все, что в нем осталось прежнего, потому что он сделал пару шагов вперед, и его вихляющая походка теперь неожиданно производила впечатление самоуверенности и изысканной небрежности.
Это был кто угодно, только не капитан Воробей.
Как ни странно, Джек тоже что-то изумленно разглядывал… Тут Элизабет вспомнила про свой злосчастный черный парик и вспыхнула с досады. А может, дело было просто в том, что в одежде джентльмена она выглядела куда больше похожей на мужчину чем, будучи одетой, как простой матрос.
- Здравствуйте, миссис… Тернер? – вежливо прозвучало позади.
Элизабет вздрогнула и резко обернулась. К ним с Джеком подошел Беккет, который, как она думала, давно ушел дальше с губернатором.
Невольно бросилось в глаза, как теперь простенько и приземленно круглолицый и при всей своей миниатюрности грубо сколоченный Беккет выглядит рядом со статным красавцем Воробьем.
- Что вам от меня нужно? – не удержалась от грубости Элизабет.
Беккет усмехнулся, и его хищный взгляд прищуренных глазок, до того веселый и самодовольный, стал чуточку холоднее.
- С вашего позволения я расскажу вам об этом позднее, - совершенно ровно ответил негодяй. – Это слишком длинная история, чтобы заставлять губернатора ждать.
- Зря ты его так, - заметил Воробей, впрочем, и сам наградил спину Беккета хмурым взглядом. – Он хоть и знатная задница, но порой само очарование. Не находишь? Хм. Да, я тоже не нахожу…
Злая и сбитая с толку Элизабет снова глуповато уставилась на это чудо в вишневом кафтане, не замечая, как потихоньку рассасывается с пристани толпа любопытных.
- Что это, Джек? Неужели и ты теперь больше не пират?
Он криво усмехнулся.
- Вот еще! Ты, правда, могла подумать, что я хочу до конца дней оставаться таким разряженным петушком?
- Нет… - а нет ли, если подумать? – Но, какого дьявола ты… Чтоб мне провалиться, Джек, в жизни не видела ничего более невообразимого!
- Конечно же! – его глаза, которые теперь после некоторой привычки к ним снова казались знакомыми, явно смеялись. – Только это, поверь, Лиззи, заставило меня притащиться из Англии в таком виде, хотя он мне изрядно надоел.
Элизабет мягко рассмеялась, чувствуя, как ее отпускает злоба, клокотавшая в ней с самого известия о приезде Беккета.
- Джек… и тебя даже не хотят повесить?
- Вовсе нет. В кои-то веки меня хотят поселить с комфортом и поставить мне ром бесплатно. Точнее, повесить меня Беккет хочет, и еще как, но… в общем, он спустит с меня шкуру, если я расскажу это тебе вперед него самого.
- И ты мне не расскажешь, Джек?! – изумленно нахмурилась Элизабет.
- Наслаждайся жизнью, цыпочка. Я собираюсь сегодня быть пьяным и танцевать с самыми красивыми девицами Порт-Рояла. Нет, с тобой точно не буду. Не в этом твоем наряде, по крайней мере.
- А тебе и не предлагают!
- О, вот и чудно, любимая!
- Мерзавец!
- Отличный парик… - вдруг с серьезным лицом заявил Воробей, ткнув указательным пальцем на сомнительную деталь, после чего пошел прочь быстрым уверенным шагом.
Его каблуки задорно отбивали темп по мостовой. Элизабет чуть замешкалась, глядя ему вслед, и раздраженно махнула рукой. Пускай катится на все четыре стороны – еще вернется сам. Не сегодня, так завтра.

***
В последний момент Элизабет все же отказалась от праздничного вечера. Беккет, Воробей этот разряженный… Ну их к дьяволу.
За окном небо расцвечивали огни фейерверков, празднично грохотали пушки. Иногда ветер даже доносил музыку.
Впервые в жизни, когда рядом веселились люди, Элизабет сидела в отведенной ей (теперь как гостье) комнате губернаторского дома и не знала, чем заняться.
Она пробовала читать, но это слишком быстро наскучило. Так же быстро наскучил клавесин в гостиной, освещенной лишь одной свечой над инструментом – было лень позвать слуг и приказать зажечь больше свеч.
Миссис Тернер вообще редко вспоминала, что в детстве ее учили музыке. Вспоминала в основном, когда было, кому ее благосклонно слушать – отцу, Уиллу, Джеймсу. Благо, тем всем троим не досталось тонкого слуха.
То, что она играла не только для себя, а для незваного слушателя Элизабет поняла, когда захлопнула ноты и обернулась, чтобы уйти. Неожиданно она услышала слева резкие медленные аплодисменты.
В дальнем темном углу гостиной кто-то сидел. Мужчина. Джентльмен. В темной одежде. Белый шейный платок и напудренный парик виднелись явно различимыми пятнами, гораздо более яркими, чем лицо и руки.
Когда этот человек встал, Элизабет тут же узнала его по росту и фигуре. Беккет!
- Что вы здесь делаете? Как вы смеете за мной подглядывать?
- Хозяин дома не имеет ничего против моего присутствия, - рассудительно возразил Беккет. – Я же хотел поговорить с вами.
Когда он шагнул вперед в полосу лунного света, стало отлично видно, что он тоже живой мертвец. Элизабет уже достаточно привыкла к подобному зрелищу, чтобы почти не обращать внимания, но все же в голове невольно всплыли слова Джеймса: «Разве есть преступление, за которое наказывают смертью дважды?»
Нет, чушь собачья! Смерть, оказывается, смерти рознь.
- Это не дает вам права красться, как вор!
- Вы были так увлечены, что не увидели меня, сидящим в том кресле, когда вошли, - бесстыдно заявил негодяй, остановившись на расстоянии вытянутой руки.
Элизабет было наплевать так это или нет. Зато она наконец-то полностью осознала тот факт, что сидит одна в пустом доме, чтобы не встречаться на празднике с этим змеем, а он здесь же у нее под боком! С ума сойти, как глупо!
Яростный взгляд Беккет выдержал, не моргнув и ничуть не изменившись в лице.
- Миссис Тернер, я хорошо знаю, что случилось с вашим мужем, - тихо сказал он. – Меня искренне ужасает ваша судьба, когда я думаю, что вы в отличие от него каждые эти десять лет будете стареть. Возможно, вам осталось всего два или три дня…
Элизабет почувствовала, как изумление от такого поворота разговора неудержимо сменяется яростью. Беккет? С его грязными лапами?!
- Вы! Какое право имеете вы…
- Опять вы о каких-то правах, миссис Тернер, - не то насмешливо, не то укоризненно перебил ее Беккет.
- Ну конечно, для вас есть только одно право…
- Элизабет! – грубо прикрикнул Беккет.
От неожиданности миссис Тернер умолкла и уставилась на него, чувствуя, как ярость закручивается смерчем…
- Вы хотите найти бессмертие? – совершенно спокойно и серьезно спросил Беккет.
Смерч разом рассыпался.
- О чем вы? – грубовато спросила Элизабет, не зная, верить или не верить.
- О, нет, я ничего вам не обещаю, потому что сам не знаю, что из всего этого выйдет, - победно улыбнулся негодяй. – Но я здесь именно для того, чтобы найти бессмертие. И я уверен, что мой первый союзник в этом деле вы, миссис Тернер. Если вы с этим согласитесь, то я жду вас завтра утром. Сегодня я, увы, уже не осилю деловой разговор – слишком устал с дороги.

***
В то же самое время Джек Воробей любовался фейерверком, держа под руку супругу губернатора.
- А вы все-таки удивительный человек, мистер Этигем…
Джека раздражало, что дама, знающая, кто он на самом деле, называет его этим именем, но миссис Келвэй теперь упорно не желала говорить «капитан Воробей». А с женщиной в таких делах всегда сложнее сладить…
- Я бы никогда не поверила, глядя на вас, что вы, действительно, вдвоем украли бриг и довели до Тортуги. Но в вашем рассказе о кракене вы были ужасно лживы, - зловредно улыбалась губернаторша.
- С чего бы это?
- Я слышала рассказ миссис Тернер о тех событиях, и, кроме того, рассказы офицеров флота об охоте на кракена. Я совершенно уверена, что вы никак не могли выбраться из брюха чудовища, распоров его саблей.
- М-м… - со всей получившейся у него иронией приподнял брови Джек, - может быть вам покажется более правдоподобным, что я вернулся с того света?
Миссис Келвэй рассмеялась, высвободив свою руку и повернувшись к пирату лицом.
- Откуда вернулись? О, боже мой, мистер Этигем, вы превзошли самого себя! И каков же сатана? Он, правда, черен и рогат?
- Разумеется. И пышет пламенем изо рта и ушей. Только с чего вы взяли, что я был в аду, а не в раю?
Губернаторшу разобрал еще более неудержимый приступ смеха.
- Зачем же вы вернулись из рая?
Джек раздул ноздри, присмотревшись к украшенному не слишком богатыми прелестями, но все же соблазнительному декольте миссис Келвэй.
- Вы не представляете, как скучен рай с его непорочными девами и верными женами.
- О! А я думала, вы были обласканы всеми валькириями Вальхаллы.
- Не знал, что вы язычница, - усмехнулся Джек, делая шаг ближе.
- Я? Что вы, нет, это вы язычник, мистер Этигем. И грязный варвар, - скопировала его усмешку миссис Келвэй, неспешно отодвигаясь на два шага.
Воробей подумал, что ему порядком надоела эта смена манер от верха неприступности до бесстыдного кокетства и обратно. Уже определилась бы что ли…
- Я вам нравлюсь, потому что я грязный варвар, - самоуверенно заявил Джек.
- Вы мне нравитесь, потому что вы забавный хвостатый зверек, любезнейший, - на ее лице появилась такая знакомая улыбка: «вы самый жалкий из всех пиратов».
Вот нарумяненная шлюха…
- А, значит, я вам все-таки нравлюсь, - жизнерадостно ответил Воробей. – Я это знал, дорогая.
Она злобно прищурилась.
- Мне не по вкусу ваша фамильярность, господин без двух шагов висельник. Будьте добры обращаться ко мне, как положено.
Ха-ха. Надо же! А ее брат до сих пор терпит «приятеля».
- Как изволит Ваше императорское величество!
Миссис Келвэй пренебрежительно задрала нос и пошла прочь. Она тут же оказалась в обществе какого-то дрына в пехотном майорском мундире, в аккурат в этот момент проходившего мимо. Тот, кажется, был не слишком рад подвернувшейся компании, но не посмел сбежать.
Джек усмехнулся вслед губернаторше и, направился к причалившей лодке, чтобы испортить вечер своему юному кузену, пытавшемуся красоваться перед девицами.

Упомянув о старости, лорд Беккет задел именно то, что ужасало Элизабет больше всего. Когда она увидит Уилла первый раз, ей будет тридцать, второй раз сорок, потом, подумать страшно, пятьдесят, потом…
А капитан «Летучего голландца» бессмертен.
Если бы у нее впереди тоже была вечность, и десять лет казались лишь словами… вроде: «Смотря, какой он этот день!»
За завтраком Элизабет узнала от губернатора, что по оставленному ранее приглашению Беккет поселился в доме Норрингтона.
Миссис Тернер усмехнулась, подумав, что у Джеймса просто какой-то проходной двор. И даже не слишком разозлилась, что адмирал знал о приезде Беккета и ничего не сказал ей. Она слишком спешила избавиться от мучительной загадки.
Дом адмирала приветствовал все теми же просторными и пустоватыми коридорами с морскими пейзажами и несколькими портретами по стенам. Не было никакой суеты с вещами нового временного жильца.
Мистер Кодд тот час же сам проводил гостью к лорду Беккету.
Элизабет ощущала что-то очень странное, непонятно долго вглядываясь в портрет покойного короля Георга, притянувший взгляд на втором этаже сразу после лестницы. Вроде бы миссис Тернер еще ничему не верила, но уже на что-то надеялась. А с толстощекого королевского лица косили хитрые глазки…
Беккет встретил гостью самой искренней улыбкой. Без намека на его былое высокомерие. Кроме того, он ни единым словом или жестом не показал, что испытывает неловкость от общества женщины, одетой, как мужчина. Даже Элизабет по достоинству оценила, умение скользкого мерзавца держаться так, что с ним приятно вести дела. И совсем не стыдно.
- В общем-то говоря, - без всякого вступления сказал Беккет, - вы куда лучше меня знаете о карте, по которой вы попали на тот свет. Я предполагаю, что среди множества ее секретов есть и то, к чему мы оба стремимся. Но о деталях нам лучше говорить после возвращения адмирала Норрингтона. Сейчас я хотел поговорить о другом.
На лице Беккета появилось знакомое раздражающее самодовольство. Увесистый пакет бумаг он доставал наигранно эффектным жестом. Но его слова оказались верхом неожиданности:
- Вы удивительная женщина, миссис Тернер, - к полному изумлению Элизабет сказал он. – Меня всегда восхищала ваша решимость ломать правила. Было немного жаль, что нам с вами пришлось оказаться врагами. Но восхищение, которое я к вам испытываю, заставило меня приложить все усилия, чтобы помочь вам добиться того, чего вы заслуживаете.
С этими словами он протянул окончательно сбитой с толку Элизабет пакет бумаг.
За то время, что миссис Тернер не решалась прикоснуться к подарку, в ней успели смениться недоверие, отвращение и любопытство. Беккет терпеливо ждал.
- Я, надеюсь, вы не думаете, что я должна быть вам в ответ чем-то обязана…
- Разумеется, это вас ни к чему не обязывает, - совершенно дружелюбно и вежливо подтвердил Беккет. – Я отнюдь не рассчитываю на вашу благодарность.
Наконец, любопытство пересилило, и Элизабет зашуршала бумагой, разворачивая пакет.
Сердце замерло в груди при виде совершенно неожиданного слова «капитан». Имя… да, имя ее – «Элизабет Тернер»!
Она ошеломленно подняла голову, увидев сдержанно улыбающуюся физиономию Беккета.
Тот улыбнулся немного шире.
- Да-да, глаза вас не обманывают, миссис Тернер. Вам присвоено звание капитана первого ранга. С тем условием, что ваш пол останется тайной. Вам придется носить имя Уильяма Тернера, так как Адмиралтейству, якобы, ничего не известно о том, что вы женщина.
- Но как же это… - теперь на лице Элизабет мешались изумление и зачатки безумного восторга, который, кажется, ничто не могло испортить.
- Возможно? – подсказал Беккет потерявшееся слово. – Более чем! Правда – очень гибкая вещь, капитан Тернер. Вы оказали неоценимые услуги в борьбе с пиратством. Я объединил в одно и немного исправил вашу историю и историю вашего мужа. А потому вы играли важную роль в поимке и повешении знаменитой банды проклятых пиратов, десятилетие наводивших ужас на эти воды. После этого вы спасли жизнь адмирала Норрингтона, подвергшегося несправедливому обвинению. А затем привели нас к грандиозному сборищу пиратов со всего мира, где, войдя к ним в доверие, выманили их флот из укрепленной бухты. Далее, как вы знаете, несмотря на каприз фортуны, кое-кто из пиратов был настигнут нашими кораблями и уничтожен, что сгладило постыдное поражение. Я думаю, все это не оставляет сомнения в том, что вы герой и опытный моряк.
Элизабет больше не улыбалась идиотски счастливой улыбкой.
- Это чудовищно! – воскликнула она, веря своим ушам еще меньше, чем до того глазам.
- Это, между прочим, спасло вас от виселицы. Пираты теперь, даже вы не станете спорить, вымирающий вид. В наши дни, согласитесь, куда шире можно развернуться в рамках приличия и законности. К тому же ложь забудут. Все только в ваших руках, капитан.
Но от второго потрясения Элизабет уже немного спустилась с небес на землю.
- Как же я, по-вашему, могу быть Уильямом, когда почти все офицеры знают меня как Элизабет?
- Они подчинятся приказу, который принуждает их закрыть на это глаза. Даже Джеймс Норрингтон не посмеет сказать ничего против.
Все еще оглушенная смесью эмоций Элизабет нервно усмехнулась.
- Джеймс… О, господи, он… Я даже не знаю, что он сделает…
Тут она вспомнила недавние слова миссис Келвэй о Норрингтоне… В груди шевельнулась когтистая ящерка соблазна. А может, правда все обойдется?
- У вас все получится, - уверенно заявил Беккет. – Я-то вас знаю.
Он улыбался почти тепло. Так тепло, как только возможно для его самодовольной бессовестной рожи. Выглядело это фальшиво.
- Только не думайте, что я поверю, что вы ничего не хотите взамен!
Беккет покачал головой. А потом наклонился вперед и заговорил самым проникновенным голосом, став оттого похож на змея-искусителя:
- Миссис Тернер… Мне ничего от вас не нужно. Ведь мы с вами союзники, независимо оттого, сможете ли вы покорять моря, не рискуя оказаться за это на виселице. Отчего вы думаете, что это не подарок? Может быть, я не внушаю вам доверия, но когда-нибудь вы поймете, что вы не правы. Как вам это сейчас ни противно, но никто здесь не понимает лучше меня, что такое иметь к чему-то талант и стремление, но быть обделенным правом рождения. Иногда я искренне хочу сделать так, чтобы душевный огонь был важнее условностей.
Глаза у него при том светились самым искренним убеждением. Но вот не от мысли ли о собственном честолюбии и больше ни о чем?
Впрочем, Элизабет была куда больше воодушевлена смыслом сказанного, чем озабочена мыслями об искренности.
А Беккет еще и позвонил в колокольчик, после чего слуга принес небольшой дорожный сундук. Внутри оказалась два комплекта уже подогнанной для Элизабет униформы…

***
Тем же вечером миссис Тернер уже добрый час разглядывала себя в зеркало шальными от восторга глазами. Синий мундир и белый парик делали ее золотистую кожу блеклой и скучной, но Элизабет этого совершенно не замечала, напротив, ей казалось, что она никогда не была более красивой и сияющей.
Совесть крепко уснула, едва новоиспеченный капитан взяла в руки синий кафтан и представила себе, как она снова взойдет на палубу корабля. Причем, настоящим капитаном. Она уже почти смела верить в это!
В ребяческом порыве Элизабет перепрыгнула через стул, потом через него же обратно, смеясь, еще раз подбежала к зеркалу и невольно закрыла руками рот, увидев свое отражение. Глаза у нее были горящие и круглые-круглые.
В дверь постучали.
- Элизабет, у вас все в порядке? – раздался встревоженный голос губернатора.
Восторг Элизабет немного сошел на нет, и все же она подбежала к двери и резко раскрыв ее бросилась обнимать мистера Келвэя. Он машинально отстранился, и первые две секунды у него были дико испуганные глаза.
- Да-да, Льюис, это настоящее, - воскликнула Элизабет. – Подарок… лорда Беккета, - не без запинки добавила она.
- Я уже знаю, – хоть лицо губернатора и было все еще более вытянутым, чем обычно, он изобразил самую сахарную улыбку. – Поздравляю вас, капитан. А я случайно шел мимо и услышал странный шум. Рад, что ничего страшного не произошло.
Элизабет спрятала усмешку. Она отлично знала, что из смежной комнаты начинается скрытый проход к неприметной задней дверце, а оттуда тропинка к калитке в заборе.
Стараясь не бежать вприпрыжку, капитан Тернер помчалась к кабинету Аделаиды и вломилась без стука. Миссис Келвэй, похожая на крысу из-за длинного носа и гладко прилизанных волос, что-то исправляла, нахмурившись и уткнувшись близорукими глазами в бумагу.
Ее брови при виде новоиспеченного капитана медленно поползли кверху
Однако в этот момент за спиной Элизабет показался губернатор, и его жена тут же деловито скомандовала:
- Льюис, стой! Иди сюда и подпиши эту пачку приказов. И объясни мне, зачем нам покупать в общей сумме, как я здесь насчитала, пятьсот тридцать пять ярдов различных тканей?
Элизабет почувствовала себя немного уязвленной таким равнодушием к ее невероятной метаморфозе.
Впрочем, мистер Келвэй тут же обрадовался случаю увильнуть от разговора.
- Но ведь там все расписано и по-моему вполне логично. А бумаги я подпишу, как только принесу поздравления капитану Тернеру, - сказал он, обходя Элизабет и снова оказываясь за ее спиной.
- У вас неверно завязан шейный платок, моя дорогая, - деловито заметила Аделаида. – Я вас поздравляю, хотя все это и несколько странно…
- Лорд Беккет сказал, что теперь нашего милого друга зовут Уильям Тернер, - усмехнулся губернатор.
- О! – только и произнесла его жена. – Ну, тогда вам придется изрядно постараться, чтобы ввести людей в заблуждение. Честно говоря, я с трудом представляю себе ваше лицо и голос как мужские.
Элизабет упрямо поджала губы. Конечно, было бы лучше, если бы ей дали право не скрывать ее настоящий пол – разрешил же Людовик XIV Женевьеве Премуа быть лейтенантом. Однако же Элизабет уже случалось притворяться мужчиной, и такая трудность никоим образом не могла принудить ее отступить. К тому же находиться в юбке среди матросов было бы, действительно, не лучшим.
- Но женского в них также немного, не правда ли? – хитро усмехнулся губернатор.
Аделаида нахмурилась, но Элизабет восприняла сказанное, как нечто, имеющее целью ее подбодрить.
- Я справлюсь, не сомневайтесь.
- Вы были сегодня у лорда Беккета? – вдруг оживилась миссис Келвэй. – Как дела у мистера Воробья?
Льюис посмотрел на нее с легким удивлением, но все еще улыбаясь.
- Я его не видела, - ответила Элизабет.
- Разумеется, - подтвердил губернатор. – Я слышал, что после вчерашнего вечера мистер Воробей был по приказу лорда Беккета посажен под домашний арест, так как у него нашли чью-то украденную табакерку, а лорд Беккет был не в духе.
Аделаида неожиданно гневно всплеснула руками:
- Так вот куда делась моя розовая табакерка!

***
Адмирал Норрингтон, еще счастливо не ведая о случившемся, вернулся в Порт-Роял через четыре дня после очередного судьбоносного явления лорда Беккета.
Впрочем, счастливым возвращение назвать было трудно.
Все началось с пропажи на Невисе капитана Локланна. Пропажа эта поставила всех в тупик, пока на третий день, преодолев вес тридцатидвухфунтового ядра, прямо на якорной стоянке не всплыл безобразно распухший труп капитана с удавкой на шее. Причем удавкой послужила черная лента для волос. Тогда начали уже вслух поговаривать о том, что капитан был неравнодушен к матросским задницам.
Разговоры эти вызывали подозрения, но дело вряд ли нашло бы дальнейший ход, если бы на полпути в Порт-Роял к адмиралу не примчался капеллан с доносом о том, что капитана придушил не кто иной, как фор-марсовый первой вахты Джек Бати. Паренек сам в том признался своему приятелю, а капеллан услышал, проходя мимо, и счел долгом осведомить адмирала. Теперь матроса Бати ждала петля на рее.
В придачу к столь возмутительной гибели капитана выяснилось, что юный мичман Келвэй подхватил в порту триппер. Да еще и пытался скрыть это от всех, но, к счастью, был пойман с явными симптомами в офицерском туалете и отправлен лейтенантом Коллинзом к корабельному врачу. Мыслей по этому поводу адмирал Норрингтон имел много, вслух же сказал только:
- Ну, с Днем рождения, мистер Келвэй, - вложив в эту короткую фразу большую часть того, что осталось невысказанным.
Позднее адмирал признался себе в том, что, сосредоточив все внимание на том, чтобы сделать из племянника толкового офицера, он, возможно, уделил недостаточно внимания прочим сторонам воспитания. С другой стороны он, черт возьми, не нанимался быть нянькой для юнца, у которого гениталии развиваются быстрее мозгов.
Прибытие в Порт-Роял почти сразу же ознаменовалось настоящим скандалом, устроенным сестрой по поводу того, что ее пятнадцатилетний сын бегает по шлюхам. И кто только донес о триппере? Неужели Ричард сам признался? Ну что за эпидемия признающихся и доносчиков…
Губернатор отнесся к делу с большим пониманием и обещал во всех красках расписать сыну, что бывает, если не лечить дурные болезни.
Элизабет куда-то уехала этим вечером. Причем неизвестно, куда и на какое время. С ума сойти…
После всех радостей семейной встречи Норрингтон совершенно не хотел видеть лорда Беккета. Но тот, надо отдать ему должное, получив лично в руки свою проклятую карту, за весь вечер ни разу не заговорил о делах, рассказывая новости и сплетни из Старого Света и не требуя к своему рассказу особого внимания.
Довольно безразлично слушая об отношении курфюрста Баварии к Прагматической санкции, Норрингтон думал в это время о том, что Беккет совсем не изменился за прошедший год, о том, что подумает Уэсли, когда узнает, что капитаном на «Королеву Анну» будет поставлен все-таки Джиллет, о завтрашней встрече с Элизабет…

***
Лорд Беккет решил «обрадовать» адмирала новостью о присвоении миссис Тернер капитанского звания прежде, чем тот встретится с ней сам.
В ответ Катлер, конечно, не ожидал услышать ничего хорошего. Сладить с Элизабет было до смешного легко, а вот тут все хуже…
Впрочем, что бы ни думал Норрингтон о случившемся маленьком безобразии, Беккет был уверен, что на самом деле это пойдет всем на пользу. И особенно им двоим.
- Теперь у вас появился новый капитан, и это миссис Тернер, - будничным голосом заявил Катлер, между двумя кусочками сыра.
Норрингтон молча раскрыл рот в полном недоумении. Но, присмотревшись к лорду Беккету, стал бледен, как мел. А еще через несколько секунд по лицу адмирала пошли неровные красные пятна.
- Что вы хотите сказать? – со странной смесью дрожи и резкости в голосе переспросил он.
- Вот, взгляните.
С этими словами Беккет достал из кармана и протянул, адресованное Норрингтону, письмо адмирала Мэтьюза, где говорилось об исключительности случая, но приказывалось отнестись к назначению со всей серьезностью и сохранить все в тайне.
Норрингтон быстро пробежал глазами бумагу, потом вернулся наверх и стал читать медленнее. Было похоже, что он читает известие о второй казни короля Англии или еще о чем-нибудь столь же ужасном.
- Между прочим, это даже законно, - вставил Беккет. – Как вы знаете, королева Елизавета предлагала офицерский патент Грэйс О’Мэл. В наши дни, правда, стали больше ценить видимость, чем суть, а потому миссис Тернер придется притвориться мистером Тернером.
- Вы сошли с ума, - медленно проговорил Норрингтон. – Это же ваших рук дело?
- Разумеется, - подтвердил Беккет, подавив вздох по поводу непрактичности мышления. Кто, спрашивается, больше всех выиграет оттого, что миссис Тернер будет в море? – И, поверьте, стоило мне немалых усилий.
- Верю, - ядовито кивнул адмирал, сжимая губы в ниточку; красных пятен на его лице стало больше.
- А что вас так волнует, собственно говоря? Вы не согласитесь, что главнокомандующий разрозненного пиратского флота, разгромившего столь превосходящие силы противника, заслуживает никак не меньшего звания, будучи помилован и принят на службу?
- Вы, правда, так считаете? – еще саркастичнее переспросил Норрингтон.
Ну, не так, конечно…
- Почти, - чуть улыбнулся Беккет.
- Чудесно, моральная сторона дела, я так полагаю, вас абсолютно не волновала.
- Моральная сторона дела? – невинно переспросил Катлер, действительно не поняв, идет речь о пиратстве или о женщинах.
- Прекрасно! Предположим, что меня это тоже не волнует, но что мне теперь делать с двадцатилетней девчонкой, не имеющей почти никакого понятия о службе?
- Да что хотите, - пожал плечами Беккет. – Хотя в приказе ясно сказано, что вы должны дать ей приличествующее назначение. Пошлете ее на какой-нибудь крейсерский бриг…
- Шутите? Я не смогу отпустить ее одну. Она же ничего не умеет. Придется поставить ее на флагман и не спускать глаз. Я терпел таким образом Дэйви Джонса, так что стерплю и Элизабет Тернер. Но как я должен это представить нашим офицерам? Может быть, вы мне и это подскажете, раз уж были так изобретательны в осуществлении вашей блистательной идеи?
Адмирал владел собой плохо, едва не сбиваясь на повышенный тон. Беккет терпеливо ждал, когда он опомнится. Ладно уж, пусть выскажет – может, будет легче смириться.
- И как спрятать в мешке шило? – еще не собирался окончить свой гневный монолог Норрингтон. – Вы знаете, сколько человек, будут отлично понимать, кто перед ними? А на сколько лет, по-вашему, она будет выглядеть, вырядившись мужчиной? На семнадцать?
- Адмирал… - вздохнул Беккет, наконец, устав от разговора. – Я уже не могу ничего повернуть назад. Чего вы от меня собственно хотите?
Резонный вопрос заставил Норрингтона горько усмехнуться.
- Действительно, - в высшей степени саркастично процедил он, - от угрызений совести вы все равно не умрете, даже если она в вас проснется. И помощи в этом деле от вас теперь мало.
Катлер усмехнулся.
- Когда вы увидите счастливые глаза миссис Тернер, я убежден, вы перестанете желать моей смерти от мук совести.
Норрингтон устало и раздраженно упал в кресло.
- Вы сумасшедший, - повторил он. – Зачем, бога ради, вам это понадобилось?
- Чтобы примириться с вашей Элизабет Тернер. И, вы уж простите, друг мой, но это был единственный подарок, который она примет от меня. За это она продала бы душу дьяволу.
Адмирал наградил «друга» хмурым взглядом.
- Примириться с моей Элизабет Тернер? – резко переспросил он, особенно выделив слово «моей». – Чудесно, сейчас вы приметесь уверять меня, что это для моего же блага.
- А вы это только что заметили? – усмехнулся Катлер.
- Разумеется, только что. Я знал, что вы подлец, но что вы еще и дурак…
Лорд Беккет наградил адмирала первым за время разговора по-настоящему колючим взглядом.
- А вы так гений ума и морали? – ядовито переспросил он.

***
После отнюдь не теплого расставания с лордом Беккетом встречи с Элизабет Норрингтон ждал, едва ли не стиснув зубы.
В голове упорно крутились перечитанные несколько раз слова: «Конрт-адмиралу Норрингтону… понимая исключительность случая… должны, как возможно, сохранить в тайне… не чиня несправедливостей, но и не давая привилегий…» - и так далее…
Проклятое письмо никак не хотело оставить в покое, хотя от него уже тошнило.
Элизабет, как оказалось, вчера, не сказав никому ни слова, уехала из города, чтобы решить вопросы с кормилицей. Сегодня же, как ни в чем не бывало, объявилась в доме губернатора.
Один взгляд на ее сияющие от восторга глаза, действительно, прогнал прочь половину черных мыслей. Но только половину.
- Прошу нас извинить, - сказал адмирал хозяевам, - нам нужно обсудить с капитаном служебные дела.
С чего начать, Норрингтон даже не знал. Столько всего абсурдного, что невозможно выделить что-то одно.
- Элизабет, ты уверена, что не хочешь отказаться? – все же спросил он, хотя ответ был очевиден.
- Ни за что! – она вспыхнула до корней волос. – А ты думаешь, что я не справлюсь?
О, господи…
- Да, капитан Тернер, я так думаю. Но давайте, прежде всего, поставим вопрос по-другому, - предложил Джеймс, тщетно постаравшись сделать свой тон деловым и бесчувственным. – Учитывая характер ваших заслуг, я хочу услышать ваше мнение о чести.
Элизабет изумленно моргнула. Похоже, этого вопроса она ждала меньше всего.
- Отнеситесь к этому серьезно, капитан, - нахмурившись, предупредил Норрингтон. – Как женщине вам, возможно, позволялось совсем иное толкование чести, чем то, какого потребует звание офицера. Но в данной ситуации я больше не могу закрывать глаза на ваше прошлое.
- Ты теперь всегда будешь говорить так официально? – еще попробовала отшутиться Элизабет.
Джеймс нервно усмехнулся ей в ответ.
- Я пытаюсь привыкнуть заранее, чтобы на борту корабля не выглядеть рядом с тобой слишком глупо. Мне это будет непросто.
Элизабет обиженно надулась.
- Знаешь, Джеймс… Вообще-то ни Уилл, ни Джек не считали, что выглядят рядом со мной глупо. И доверяли мне сражаться бок о бок с ними. Я ждала от тебя того же после всего, что мы пережили вместе.
От такого сравнения Норрингтон в свою очередь закусил губу и хмуро уставился в стол. Уилл, Джек… Уилл… черт! Может, еще развести на флоте пиратскую вольницу? Нет… да… конечно, дело не в этом… дело в отношении. Но как можно спокойно сражаться бок о бок с… с той, которая дороже всех? Рисковать ее жизнью? Тернер. Тернер, который мог рисковать ее жизнью, и которого она любит…
- Элизабет, неужели ты, действительно, хочешь именно этого? – почти отчаянно спросил Джеймс. – Несмотря ни на что?
Она лучезарно улыбнулась.
- Ну… может быть, я хотела бы добиться славы Моргана, а не де Ройтера. Но, боюсь, в одном Беккет прав – времена меняются.
Норрингтон невольно усмехнулся. Вот это амбиции! В этой пусть и отважной, но легкомысленной очаровательной головке? Впрочем, улыбка быстро погасла – адмирал еще не был готов улыбаться.
- Я мечтала об этом всю жизнь, - совершенно серьезно добавила Элизабет. – Это так неправильно, когда от рождения не пригоден к тому, к чему чувствуешь призвание…
Эти слова, а точнее, формулировки и интонации, заставили Норрингтона немедленно заподозрить, за кем Элизабет их повторяет.
И ведь Беккет опять был прав на счет нее…
- Прекрасно. Как видите, вашим мечтам, возможно, суждено сбыться. Нет, прости, Элизабет, я не буду лгать, что верю в это. Но я помогу тебе всем, что в моих силах, раз уж так сложилось. Так что вы думаете о чести, капитан Тернер?
Она еще зло и упрямо смотрела исподлобья после признания о неверии и откликнулась раздраженным голосом:
- Честь? А что честь? Верность королю живет в моем сердце не меньше, чем в твоем, как это ни странно для тебя. Я была вынуждена поднять свой флаг против разбойника Беккета, но это ничего не значит! Или ты уже забыл, как сам говорил мне, что выбираешь другую сторону?
Норрингтон почувствовал, что его щеки горят.
- Я говорю не о Беккете!
- И в чем же, кроме попытки спастись от негодяя, который смешал с грязью мое имя и лишил меня семьи, ты можешь меня обвинить?! – яростно выпалила Элизабет. – Мне, кажется, детские мечты здесь не в счет?
Конечно, Норрингтон мог бы вспомнить о спасении Джека Воробья, но ничего не сказал, пораженный тем, насколько изменились тон и выражение лица, с которыми Элизабет теперь говорила о Беккете, хоть слова и были самыми гневными.
«Я нашел способ подкупить…» - вспомнилось адмиралу.
Неужели это возможно? Для искренней в любви и ненависти пылкой юной души Элизабет? Хотя было же для нее возможно на чем-то сойтись с негодяем Джеком Воробьем…
- Я рад, что в мыслях ты хочешь считать себя честным человеком, - серьезно сказал адмирал.
Элизабет удивленно моргнула, что Джеймсу мимолетно не понравилось, но она тут же справилась с собой, и сомнения адмирала развеялись.
- Неужели ты думаешь, что я выбрала путь пирата не оттого, что у меня не было другого? То, что этот путь совпал с моими детскими словами, вовсе не говорит о том, что, став взрослой, я не оставила тех мыслей.
Норрингтон со смесью недоверчивости и желания всем сердцем поверить ее словам посмотрел в честные и все еще неуловимо счастливые карие глаза Элизабет. Ответный взгляд был тверд и нежен где-то в глубине…
В первый раз адмирала посетила мысль о том, что назначение ее капитаном не так ужасно, как показалось вначале.
И все же ужасно.

Лорд Беккет, казалось бы, испытывал не более чем легкую досаду из-за реакции Норрингтона на назначение миссис Тернер.
Однако же весь день Катлер был раздражителен сверх обычного.
А может быть, Джек Воробей просто подлил наконец-то последнюю каплю в и без того полную чашу терпения своего теперешнего покровителя поневоле.
- Джек, когда ты, наконец, просто и без твоих обезьяньих ужимок скажешь мне, кто такая эта Калипсо и как пираты пленили ее?
Обнаглевший от безделья и безнаказанности Воробей только ухмылялся, развалившись в кресле с бутылкой шнапса. На этот раз для разнообразия он пил шнапс.
- Да хотя бы после того, как ты выпустишь меня из-под домашнего ареста, - лениво отозвался он.
- Я тебя не выпущу, - почти зашипел на него Беккет. – Ты жалкое пугало, бестолочь, пьяница и вор. Посмотри, во что ты превратился. Ты даже отвратительнее, чем был. Я переведу тебя в тюрьму, если ты не будешь вести себя так, словно все твое прошлое осталось на том свете.
- Чудная теория, - приветственно приподнял бутылку Воробей перед тем как в очередной раз отхлебнуть. – Ты не помнишь, это я ее придумал или не я?
- Может, и ты, - скупо ухмыльнулся Катлер. Как бы то ни было, теория, действительно, чудная. – Так я правильно понял, что пленение Калипсо было связано с пиратскими баронами?
- Угу, - зевая пробормотал Джек. – Только знаешь, Беккет, по-моему, тебе лучше спросить об этом моего папашу. Если ты, конечно, найдешь его. Еще лучше было бы расспросить Дэйви Джонса, но тут ты опоздал…
Беккет поставил в уме заметку спросить у Норрингтона, не говорил ли Джонс чего-либо о Калипсо.
- А вообще, зачем тебе так сдалось снова пленить ее? Поверь мне, я знаю ее много лет, и скажу, что вы бы чудно поладили.
- Поладили? – высоким резким голосом переспросил Беккет. – Ты соображаешь, о чем говоришь?
От одного воспоминания его до сих пор бросало в дрожь.
- А нервишки-то лечить надо, приятель, - по-свойски заметил Воробей.
- Заткнись, - уже привычно огрызнулся Беккет.

***
Вернувшийся вечером Норрингтон был уже вполне самим собой: сдержанный, вежливый и даже улыбающийся. Ничто, кроме холодного равнодушного взгляда не выдавало в нем ни намека на обиду.
Что бы там ни крылось за его глазами, состояние для делового разговора можно было признать удовлетворительным.
Беккет начал с того, что за чашкой чая подсунул адмиралу приказ содействовать важной «географической» экспедиции.
- Примериваете маску ученого и первооткрывателя? – насмешливо спросил Норрингтон, ознакомившись с документом.
- А как, по-вашему, называется человек, разыскивающий землю, на которую до него никто не ступал?
- Так и называется. Совершенно верно. Но ведь это только название? До меня недавно дошли слухи, что по той карте можно найти ни что иное, как путь к бессмертию. Я надеюсь, вы не за этим гонитесь? – с забавно серьезным неодобрением нахмурился адмирал.
- А за чем же, по-вашему? За сокровищами Атлантиды? – усмехнулся Беккет.
Все-таки в мире мало столь же умилительных вещей, как тяга человека, повидавшего столько чудес, к его прежнему узколобому материализму.
- Неужели вы верите в такую возможность?
- Ну, даже если это не более, чем легенды, хотя рвение вашего старого знакомого Барбосы, равно как и Джека Воробья, говорит об обратном, то мы с вами отлично проведем время и принесем пользу географии. Знаете, если бы не эта карта, я бы, наверное, никогда в жизни не приостановился в своей погоне за деньгами и властью, чтобы спросить себя, чем все это закончится.
Норрингтон только вздохнул с плохо скрытым видом «достали выходки этого сумасшедшего».
- М-м, а почему собственно вас настолько не вдохновляет такая перспектива? – поинтересовался, действительно, уже озадаченный полным отсутствием энтузиазма Беккет. – Неужели вы настолько не верите в ее возможность?
- В невозможность чего-либо я давно перестал верить, - ядовито заметил адмирал. – Но успех этого дела, и правда, кажется мне маловероятным. Судите сами: где бессмертный некто, открывший этот путь?
- Бросьте. То, что его не знаем мы с вами, ничего не доказывает. Может быть, он доживает не первый век в каком-нибудь китайском монастыре или…
Паузой, которую взял Беккет, чтобы придумать какое-нибудь «или», Норрингтон решительно воспользовался:
- Вот именно. «Или». Вы что объявите на всю Европу, что бессмертны, когда люди удивятся, что вы не стареете? Или вы желаете, прожив лет десять, превратиться в вечного беглеца от своего окружения?
Бог ты мой! От такого заявления у Беккета просто полезли глаза на лоб.
- Это вы серьезно? Вы что, действительно, предпочтете нынешнее положение в обществе возможности бесконечное множество раз создать новые?
Нет, он мог многого ожидать от человека, который ради возвращения звания чуть не угробил собственную возлюбленную, а потом предпочел верную смерть новому бегству, но чтобы так…
- Я? Разумеется. Я даже думаю, что это было бы предпочтительнее для вас. А что касается меня, то смерть редко представлялась мне в виде старости, чтобы бежать от нее таким образом.
Беккет рассмеялся, запрокинув голову. Давно он так не смеялся.
- Ох, я думал, вы моложе меня лет на десять, но рассуждаете вы так, словно вам еще семнадцать и вы верите, что умрете когда-нибудь в необозримом будущем и непременно юным.
Норрингтон, конечно, не так бурно, но тоже рассмеялся в ответ.
- Отчего же? Просто в силу рода деятельности у нас с вами разные представления о смерти. И все же в обычном человеческом состоянии я надеюсь протянуть дольше, чем с вашими авантюрными устремлениями.
Беккет только покачал головой.
С другой стороны, иметь дело с добрым христианином было бы еще хуже, чем с этим чудом извращенного честолюбия. Во всем есть свои плюсы.
- Так и быть, если мы что-то найдем, я с вами не поделюсь, - язвительно улыбнулся Беккет.
- Ничего не имею против, - почти надменно обронил адмирал. – А есть ли у вас приказ о моем аресте на случай, если мы с вами не сойдемся в толковании приказа о содействии?
Беккет еще раз рассмеялся.
Зачем же так недооценивать его доброе расположение?
Хватит и милейшей миссис Тернер.
- Какого вы ужасного мнения обо мне, - проговорил Катлер, качая головой. – Я всегда стараюсь не идти к цели по головам друзей, если вам это не известно, адмирал.
- Стараетесь? – теперь Норрингтон смеялся куда эмоциональнее, чем в разговоре о смерти.
Беккет из принципа нахмурился.
- И чем вы докажете недостаточность моих стараний? – возразил он, вспомнив между делом о давно остывшем чае. – Мне кажется, лично вам меня упрекнуть не в чем. И более того, даже в деле с миссис Тернер вы, просто, еще не успели понять, что все идет вам на пользу.
Адмирал смерил его внимательным задумчивым взглядом, затуманившимся от каких-то воспоминаний…
- Нет-нет, не надо о губернаторе Суонне, - поспешно добавил Катлер. – Вы уж простите, но он был преизрядная свинья, и вы это знаете. И я сохранил бы ему жизнь, если бы он не интриговал против меня.
При этих словах Норрингтон вздрогнул и побледнел со смесью ярости и стыда на лице.
- А вы ведь знали, что дело кончится именно этим, - продолжил Беккет, почувствовав свою силу. – Мне донесли, что вы пытались отучить его совать во все длинный нос. Но вы плохо старались, хотя не могли не догадываться, чем все кончится. Ну же, давайте, поговорим, наконец, об этом! Или оставьте все в прошлом, или давайте разорвем все отношения. Я, знаете ли, люблю делать или не делать.
Взгляд Норрингтона сделался еще внимательнее и задумчивее.
- Вы требуете невозможного, - ответил он после значительной паузы. – Я знаю, что выбрал вашу сторону, и буду держаться ее дальше, но это никак не может избавить меня от некоторых воспоминаний.
- Ну и напрасно, - не без гордости собой любимым отметил Катлер. – По-моему это очень не логично. Кому нужны чувства, которые уже утратили возможность определить выбор?
- Нужны? – с удивлением переспросил адмирал. – Мне кажется, вы притворяетесь наивнее, чем вы есть. И я бы не сказал, что вас это красит, - вдруг вполне дружелюбно усмехнулся он под конец.
Беккет пожал плечами. А заодно удовлетворенно отметил, что, увлекшись, Норрингтон отошел от основной темы разговора. Все-таки год назад они именно так и нашли общий язык. Должно получиться и сейчас.
- Отчего же? – с готовностью возразил Катлер самым ровным тоном. – Разумеется, я понимаю, что большинство происходящего в мире не логично. И все же у каждого есть своя маленькая слабость. Я вот люблю обо всем судить логично.
- И где же логика в вашем ответе? Я сказал вам, что вас не украшает напускная наивность, а вы отвечаете мне о слабостях с таким видом, словно слабости кого-то украшают.
А вот и не так! Беккет скрыл торжествующую ухмылочку.
- Попробуйте взглянуть на это с той стороны, - снисходительно предложил он, - что вы обвинили меня в неудачном притворстве, а я ответил, что всего лишь отдаю дань своей слабости, выдавая желаемое за действительное.
- Вы чертовски изворотливы, - усмехнулся адмирал. – Но в таком случае обвинение в притворстве остается в силе. Вы притворяетесь, что не можете преодолеть слабость, тогда как вы это прекрасно можете.
- А если я могу, но не хочу?
- Не хотите казаться не глупее, чем вы есть? Звучит странно.
- Вы же не пытаетесь казаться не ниже ростом, чем вы есть.
- Мне кажется, здесь есть большая разница. Куда лучше быть маленького роста, чем заурядного ума.
- О, это точно, - самодовольно улыбнулся лорд Беккет. – Но вы не ответили на мой вопрос. С чего вы взяли, что человек, дающий волю слабости, притворяется?
- Разве вопрос стоял так? – озадаченно нахмурился адмирал.
- Да, именно так, как я помню.
- А мне кажется, что весь наш бесполезный словесный поток ухитрился исказить суть вопроса до неузнаваемости. Тогда как вначале все было куда проще. Вы умны, но говорите глупые вещи. Хотите вы казаться глупее или не хотите, это уже другой вопрос. Главное, что вам не идет казаться глупее. А все остальное вы, простите, вытащили на пустом месте, прицепившись к видимости, а не сути.
- Вы меня разочаровываете, адмирал, - улыбнулся Катлер. – Я надеялся потаскать вас по дебрям философии еще часок.
Норрингтон округлил глаза, судя по всему, от деланного удивления.
- Теперь я начинаю лучше понимать пагубность болтовни, - пробормотал он. – Помните: военачальник, который ничего не желает предпринимать, ничем этого лучше не достигнет, как собрав военный совет.
Зато как полезно для управления настроением неких мрачных господ.
- Мы ведь говорим не о деле, а о милых философских пустяках, которые в сущности ничего не значат, и могут лишь развлекать, - возразил Беккет.
- У меня от вас болит голова, вот что я могу вам сказать, - с легкой усмешкой отозвался Норрингтон.
- Ну, тогда мы квиты. У меня болит голова от вашей твердолобости в делах не меньше, чем у вас, от моих маленьких развлечений. Кстати, раз уж мы вернулись к делам… Вы что-нибудь слышали о Калипсо?
- О ком? – изумился, еще не успевший сменить настроение разговора Норрингтон. – Ну, разве что читал Гомера. Но вы, я думаю, не об этом?
- Да, не об этом, - с досадой согласился Беккет. – Вы точно уверены, что Дейви Джонс ни разу не упоминал при вас это имя?
- Уверен.
- И ничего не говорил о морских богинях?
- Кажется, что-то говорил. Нет-нет, я этого не помню. Даже не спрашивайте.
Беккет не смог скрыть еще большую досаду.
- Как же так не помните? - раздраженно поинтересовался он. – Но в честь чего хотя бы это было сказано?
Норрингтон поморщился, но заговорил:
- Это был разговор о вашей жадности до власти. И Джонс приводил в пример какую-то богиню, которая попалась на том, что хотела подчинить себе… Честное слово, я уже не помню этого разговора. Не могу вспомнить, на чем же споткнулось странное существо из рассказа мистера Джонса.
Жадность? Беккет надолго нахмурился и замолчал, пытаясь понять, как жадность могла погубить Калипсо.
В этот момент он окончательно утверждался в решении идти вначале в бухту Погибших кораблей, а затем уже что-либо искать на карте.
Он должен, когда снова придет время иметь дело с этой тварью, не быть так же безоружен и слеп, как при первой их встрече.
- Ну тогда слушайте меня внимательно, адмирал, - самым серьезным и немного резким тоном заговорил лорд Беккет. – Я видел ее своими глазами. Я уверен, что она сверхъестественное существо с неизвестными способностями. И да, не буду скрывать, я чуть не умер от страха. К тому же я до сих пор не могу понять, что она от меня хочет. Не смейте ухмыляться! Здесь нет ничего смешного.
Норрингтон тут же, действительно, стер усмешку, в его глазах промелькнула тревога.
- Более того, я уверен, если я придусь ей не по вкусу, она возьмется за вас, - продолжил Катлер. – Вы должны помочь мне найти способ упрятать ее туда же, где она была до того, как ее выпустили проклятые пираты.
- И как же? – уже без тени сарказма спросил Норрингтон, похоже, впечатленный эмоциональностью, которую Беккет раньше никогда ему не демонстрировал.
- Для начала я хочу добраться до пиратских архивов. Для этого нам придется явиться в гости к капитану Тигу на остров Погибших кораблей. Боюсь, нас не будет ждать теплый прием. Капитан Тиг искренне ненавидит британский флаг.
- Ну, прием хорошо согревается сотней пушек. Лишь бы хозяин нашелся дома.
- Это я и имею ввиду, - радостно кивнул Беккет. – А хозяин найдется. Кто бы нужный, а этот никуда не денется, - грубовато усмехнулся он. – К тому же нам нужен не он, а архивы, хранителем которых он выступает в последние годы. Хотя, лучше и то, и другое… А бессмертие подождет.

***
Представление миссис Тернер в качестве капитана состоялось в узком кругу в доме губернатора.
При том присутствовали губернатор с супругой, лорд Беккет, адмирал Норрингтон, капитан Джиллет, капитан Уэсли, капитан Эдвартс, а также лейтенанты с «Королевы Анны», над которой миссис Тернер предстояло принять командование: Коллинз, Болтон и Нацмер.
Появление Элизабет, одетой в капитанский мундир, вызвало удивленные взгляды. Но ничего больше. Все-таки Джиллет был уже предупрежден, что «Королева Анна» ему не светит, а никто из господ лейтенантов не решился бы открыть рот для выражения недовольства в такой компании.
Норрингтон немного перевел дух и решительно взял слово:
- Господа, по протекции лорда Беккета Его величество решил вознаградить миссис Тернер за ее заслуги перед Ост-Индской компанией, - Джеймс говорил старательно торжественно, потому что иначе у него получилось бы насмешливо. – Так как мостик «Королевы Анны» сейчас лишился командира, я принял решение поставить туда капитана Уильяма Тернера, как официально следует называть миссис Элизабет Тернер.
Было до ужаса неловко смотреть на вытягивающиеся лица офицеров и яркий румянец Элизабет.
Положение отчасти спас Уэсли.
- Ура капитану Тернеру! - с широкой улыбкой воскликнул он.
В ответ послышалось сконфуженно нестройное «ура».
И все же лед тронулся.
Элизабет несмело заулыбалась, став еще краснее. Людвиг фон Нацмер – самый молодой из всех присутствующих – сменил удивление на что-то почти восторженное и пробормотал слова поздравления. Возможно, он оказался первым оттого, что знал Элизабет меньше всех. Однако же сразу вслед за ним и Джиллет, больше всех пострадавший от назначения миссис Тернер, сказал:
- Поздравляю вас, капитан, - и протянул руку для пожатия.
Так после изрядной заминки Элизабет оказалась всеми поздравлена и формально принята в круг офицеров.
Фактически, впрочем, все, кроме безмозглого художника Уэсли и юного романтика Нацмера еще косились на нее, адмирала и лорда Беккета со странным выражением. Последний был невозмутим, тихонько обсуждая с миссис Келвэй цену сделки с десятью ящиками чая.
- Ну что ж, господа, - подал голос губернатор, продемонстрировав все тридцать два зуба. – Я предлагаю посвятить этому славному событию намеченный за завтра бал-маскарад.
Джеймс чуть не поперхнулся, ощутив скрытый намек на сходство между событиями. Вот гад…
- Уверен, что наша отважная амазонка преподнесет нам еще не один сюрприз, - еще откровеннее закончил Льюис Келвэй.

***
Уход трех капитанов и трех лейтенантов словно случайно оставил губернаторскую чету, адмирала, миссис Тернер и лорда Беккета одних.
Джеймс сразу же подумал, что Беккет теперь заговорит об экспедиции на остров Погибших кораблей.
- Губернатор Келвэй, я хочу поставить вас в известность о цели моего прибытия в Порт-Роял, - действительно, тут же заявил Беккет, безошибочно глядя, больше на Аделаиду, чем на ее мужа, хотя и обращаясь вроде бы к нему.
С лица Льюиса тут же сползла улыбка, сменившись выражением которое тот, верно, считал деловым: нос задран не так высоко, губы сжаты, а глаза открыты шире обычного. Аделаида с отсутствующим видом догрызала кончик пера, непонятным образом попавшего к ней в руки. Впрочем, лучше уж перо, чем ногти.
- Я весь внимание, лорд Беккет, - подтвердил губернатор.
- Как вы знаете, дальние страны и неизведанный земли всегда были моей страстью. Последние события убедили меня отойти от коммерции и посвятить свое время географии. Впрочем, я надеюсь, сделать второе занятие столь же прибыльным, как и первое. Вы, несомненно, уже видели ту самую карту, которая наделала столько переполоха?
- Еще бы! Надеюсь, вы, наконец, раскроете нам ее секрет! – нетерпеливо воскликнул губернатор.
«Да-да, вот прямо сейчас и раскроет», - мысленно усмехнулся Норрингтон.
- Ее секрет в том, что на ней зашифрован путь к затонувшей Атлантиде.
Джеймс и Элизабет переглянулись с огоньками смеха в глазах.
- И вы хотите использовать подводный колокол, чтобы поднять что-то со дна? – поинтересовался губернатор.
- Совершенно верно, - улыбнулся Беккет.
- Я видела эту карту, – вмешалась Аделаида. – Это должно быть очень любопытно, разгадать ее загадки. Неужели кто-то сумел это сделать?
- Это почти сумел сделать мистер Этигем. Но, увы, он уверяет меня, что нам необходимы данные из пиратского архива с Острова погибших кораблей для расшифровки трех последних знаков. Мне не остается ничего, кроме того, как снабдить его этой информацией. Адмирал Норрингтон согласился помочь мне организовать экспедицию.
- Мистер Этигем силен в картах и восточных загадках? – удивленно спросила Аделаида.
- Несомненно, - спокойно подтвердил Беккет. – Вы даже не представляете, сколько умений скрыто, в его темном прошлом. Но он когда-то был капитаном на службе Ост-Индской компании, и я прекрасно знаю, на что он способен.
Джеймс даже поморщился оттого, какой восхищенный огонек мелькнул во взгляде сестры. Нашла, кем восхититься…
- Кстати, лорд Беккет, - вмешался Норрингтон. – Я надеюсь, мистер Этигем, - фамилию Джека Воробья он словно выплюнул с отвращением, - не будет участником нашей экспедиции на остров Погибших кораблей. Я настаиваю на том, чтобы его нахождение рядом со мной было сведено к минимуму. Кроме того, я настаиваю на том, что он больше не должен жить под моей крышей.
Элизабет бросила на него укоризненный взгляд, но в данном случае Джеймса это не тронуло.
- Согласен, - тут же улыбнулся Беккет. – Я и сам несколько устал от его экстравагантного общества. Надеюсь, вы не возражаете, губернатор, если я оставлю его на берегу?
Льюис покосился на жену и, заручившись ее поддержкой, кивнул:
- Как вам будет угодно.
- Я могу предоставить Джеку свой дом, - добавила Элизабет, заработав ревнивый взгляд адмирала. – Все-таки он мой старый друг и я многим ему обязана.
«Чтоб ему провалиться… - хмуро подумал адмирал. – Ну, хоть Беккет со мной согласен, и то утешает…»