Улица, на которую выходит фасад двухэтажного дома разврата, выполненного в стиле с претензией на Возрождение, буйствующее в Европе, вымощена грубым булыжником, на котором безбожно и бесконечно ломаются оси телег и конечности людей. Это вторая по значимости улица Кайоны. Следовательно, и бордели тут второстортные. Что и подтверждают шлюхи, разношерстными стайками и по одиночке пасущиеся вдоль дороги. Вроде не дурны собой, а глядишь - у одной глаз подбит, у другой зубов не хватает, а третья тебе в бабки годиться. Но пеструю братию продажных женщин это мало волнует. Все равно на любое предложение найдется спрос.
Подобрав одной рукой необъятные юбки пошлого, но далеко не дешевого платья, Амелия скорым шагом шла по направлению к "Красотуле". Дабы сойти за свою и не привлекать внимания продажных девок - а именно они и составляли главную опасность, а вовсе не похотливые, пришедшие из болтанки по морю каперы и одичавшие в лесах буканьеры. Для этих жриц разврата любая баба - конкурент, а в этом вопросе они не церемонятся, но дорогих шлюх не трогают, так как справедливо полагают, что за подпорченное личико дорогой девочки могут запросто оказаться в придорожной канаве с тяжкими телесными повреждениями, не совместимыми с жизнью. А уж горожанки с наступлением темноты вообще не суются в окрестности борделей. Колыхая грудью, едва не вываливающейся из глубокого выреза платья, и чертыхаясь, Амелия несла в корсаже долг хозяйке борделя, мисс Лоулесс*, старой незамужней, но сколотившей состояние потаскухе. Долг этот возвращал нынешний дружок девицы, свежеиспеченный капитан пиратской шаланды - захваченного французского брига - молодой и пока еще по-своему красивый метис, отпрыск англичанина и островитянки, наглый прохвост и потенциальный носитель звания "последняя сволочь". Но в постели он не имел равных и, не смотря на свою природную жадность, регулярно баловал злобную девку деньгами и побрякушками, что и держало ее рядом с ним. - Эй ты, белобрысая! - грубый прокуренный женский голос окликнул явно ее. - Держи пасть закрытой, падаль, - громко, с выражением и не оборачиваясь ответила Амелия, моментально вскипая и готовясь к словесной баталии. - Что ты сказала?... - последовала фраза. И началось... В драку бабы не лезли, но злословили изо всех сил. Улица превратилась в птичий базар.
*оффтоп*О господь всемогущий, зачем после Адама ты дал такого маху и сотворил женщину...
- Девочки, умоляю, нельзя ли потише, - задушевным голосом попросил я, на миг открывая глаза. Голова у меня раскалывалась с похмелья, и даже просто разговор на повышенных тонах причинял невообразимые мучения. Почему окружающие так агрессивны, подумал я с тоской, снова зажмурившись и прислонившись головой к стене. К чему все эти крики, визг и швыряние мелкими предметами домашнего обихода... Как будто нельзя договориться между собой тихо-мирно... по-хорошему... ты почешешь мою спину, а я почешу твою... * Но мое блаженное состояние длилось недолго. - Джек, мать твою! - раздался знакомый голос у самого уха, - не верю своим глазам! Разве тебя до сих пор еще не повесили?
Капитан Роксон не любил Тортуги так, как ее любили многие пираты. Конечно в подобном гнезде шлюх, разбойников, алкоголиков, менял, жуликов, карманных воров и прочей нечисти рода человеческого, был какой-то шарм. Но народу было много, и каждый был не чист на руку. А капитан Смоленый предпочитал быть в компании единственным представителем отбросов закона. И тем не менее он шатался по Тортуге в поисках какого-нибудь дельца. Будучи обыкновенным жуликом-дельцом, Смоленый нуждался в деньгах(как и все представители его породы) даже когда те у него были. Ради денег он жил и лишал жизни, потому как "некоторые господа, там, в Европе, установили такой порядок вещей - чем ты богаче, тем ты более хороший и порядочный человек, а повезет - еще и индульгенцию купишь" - так он говорил. И вот сейчас был как раз один из тех моментов, когда какой-то неведомый внутренний голос приказал Роксону - иди и добудь денег. А потом прибавил - и чем больше, тем лучше. Капитан был не из тех людей, которые противятся объективным природным законам, а этот голос был явно частью его природы, и пошел. Он долго бродил по Тортуге, но не встретил ни старого знакомого, ни богатого дурачка. Но вот его внимание привлекла потасовка совсем неподалеку. Судя по крикам там был обычный женский скандал, такой, каких мы можем наблюдать в повседневной жизни великое множество - одна баба заденет другую, и они начинают, накручивая друг друга орать какую-то бессмыслицу. Доносился он из местного борделя с идиотским названием "Красотуля". Такое название ему мог дать либо Джек Воробей, либо жуткий эксцентрик. Но тут внутренний голос сказал Рокосну - "нажива-нажива-нажива". Капитан зашел внутрь и в толпе углядел знакомую треуголку в стиле "как из задницы". Смоленый раздвигая толпу начал приближаться к ней, пока не узрил знакомые очертания бороды и косматой гривы. Он окликнул Джека Воробья.
Капитан зашел внутрь и в толпе углядел знакомую треуголку в стиле "как из задницы".
- Дорогой друг, - томно ответил я, не поворачивая головы, - не имея чести ни быть вашим сыном, как вы утверждаете, ни даже быть вам представленным, убедительно прошу оставить меня в покое... А что касается моей шляпы, - добавил я после паузы, - то она, да будет вам известно, не КАК из задницы, а именно оттуда и есть, причем я нисколько не стыжусь в этом признаться. И означенная задница, к вашему сведению, принадлежала кракену... У вас есть еще вопросы?
Три шиллинга, а имя - черт с ним. tfYj6pYO
Сообщение отредактировал Джек - Вторник, 23.12.2008, 19:26
О Боже! Ну и аншлаг сегодня у этой старой клячи... Закончив перепалку, Амелия, выставив грудь как таран, втиснулась в дверь борделя. Накуренный, пропахший потом и духами густой воздух помещения первого этажа, казалось, даже малость спружинил, поддаваясь напору вошедшей. Виляя задом, уворачиваясь и расталкивая плечиками толпившихся, Амелия прокладывала себе дорогу вперед, к лестнице на второй этаж, где обитала страшная образина, напомаженная и надушенная, напудренная морщинистая женщина, мисс Лоулесс. Но тут внимание девки привлек знакомый голос, раздавшийся буквально над самым ухом - мурлыкающий бархатистый баритон. Голос этот мог принадлежать только одному человеку во всем Карибском море. Самой гулящей шлюхе мужского пола. И по совместительству шулеру и разбойнику. - Воробей??!!
Голос этот мог принадлежать только одному человеку во всем Карибском море. Самой гулящей шлюхе мужского пола. И по совместительству шулеру и разбойнику.
Премного благодарен, цыпа
- А чем ты так удивлена, дорогая? - меланхолично отозвался я, - не ожидала встретить меня здесь? Или, по-твоему, я сейчас должен находиться на приеме у августейшего монарха Луи Четырнадцатого? Но у них там в апартаментах, говорят, стоит такая жуткая вонь, что даже ароматы Тортуги будут предпочтительнее... недавно испанский посол на приеме в Версале просто упал в обморок. Так что я, знаешь, предпочитаю всему этому родную обстановку и знакомые с детства лица...
- Твоя осведомленность меня поражает, - отозвалась Амелия, раздумывая, дать ли по обыкновению женщин Тортуги в морду капитану Воробью. - Как и манера перемещаться в пространстве. Какими судьбами? Буквально на днях я слышала, что тебя видели возле берегов Новой Испании. Кажется, ты слишком близко подошел к Картахене без какого-либо флага вообще. Очень мудро с твоей стороны, ничего не скажешь.
