- Нет уж, останьтесь, коммодор, мне очень любопытна Ваша точка зрения на некоторые обстоятельства. – Беккет взглянул в сторону выхода из мрачной комнатёнки и, увидев Мерсера, даже не удивился его неожиданному появлению. Привык-с, знаете ли. - Мистер Бромберг, я думаю, Вы догадываетесь, с какой целью глава Ост-Индской торговой компании польстил Вас своим присутствием. – С явной издёвкой прозвучали слова лорда. – Так будьте добры,… не будем же тянуть с переговорами и отнимать друг у друга время. Моё время – дела государственные, ваше – свобода. Беккет многозначительно взглянул на мужчину, который готов был уже сжаться в комочек, только бы его не замечали и продолжали далее выяснять свои «дела государственные». На лице лорда появилась улыбка умиления. Близко ли победа? Катлер воззрился на жалкий, видавший виды стул, едва заметно поморщился и подозвал Мерсера. Тот в свою очередь вооружился белым платком, бережно хранимым как дань высшему свету, и принялся с энтузиазмом начищать пыльную мебель. Когда стул был более-меннее приведён в "потребный" вид, а платок почернел, Беккет уселся напротив заключённого и продолжил: - Мистер Бромберг, от Вас требуется лишь назвать местонахождение нашего общего друга – Джека Воробья. Это деловой подход. Ничего личного.
Сообщение отредактировал Лорд_Катлер_Беккет - Воскресенье, 13.01.2008, 02:24
ОБЩЕГО ДРУГА... Ну тут вы, сэр, оказались правы, сами того не зная... Потому что Джек Воробей приходится мне другом примерно в той же степени, что и вам... Осторожнее с иронией, ваша светлость. Как сказал Шекспир, насмешники - хорошие пророки... ...- А главное, герой, помни - ты не должен выглядеть виноватым. Как себя держишь, так о тебе и думают, - всплыло вдруг в памяти. Я поморщился, припомнив одно из многочисленных наставлений относительно святой инквизиции, о которой Джек, умудрившийся выйти из ее рук живым, мог судить не понаслышке. - Необязательно дурака валять, как я, да тебе это и не по силам. Но держаться надо хотя бы спокойно и уверенно. Если трясешься как осиновый лист - значит, точно совесть нечиста. Такая у них логика, чтоб им... - и он витиевато выругался на незнакомом мне языке, как оказалось позже - на чероки. Спокойно и уверенно... легко сказать, Джек... - Ваша светлость, - начал я осторожно, не поднимая глаз, - я уже имел честь сказать коммодору и вам повторяю : был один-единственный разговор, которому я даже не придал значения, зная характер Джека и его склонность к...эээ ... некоторому преувеличению. К тому же мы оба были пьяны. Удивительно, что я вообще смог об этом вспомнить. А уж подробности... не знаю, с чем это связано, но видимо, мне нужно время, чтобы восстановить это в памяти... - он сделал нетерпеливое движение, и я поспешно продолжил : - Поймите, это же не от меня зависит, не от моего желания. Я и сам не знаю, что на меня тогда так подействовало... но, не в обиду вам будь сказано, человеку голодному наверняка думать труднее, чем сытому, это я говорю как врач. Мы все, девять человек, не ели со вчерашнего вечера. Могу ли я попросить, чтобы нас накормили? Может быть, это и есть то, чего не хватает моей памяти, чтобы заработать в полную силу... Быть человеком порядочным стоит только ради самого себя : другим безразлично.
Сообщение отредактировал Айзик_Бромберг - Воскресенье, 13.01.2008, 18:47
«М-да, команда стоит своего капитана. Торговаться у пиратов в крови? Еврейская кровь? Проверим». - Мистер Бромберг, а Вы не похожи на пирата. Волей судьбы Вас, по всей видимости, забросило на пиратское судно. Умело выторговать себе и своим товарищам свободу… Хм, знаю лишь одного человека, которому однажды это удалось, о нём и ведём речь. – И заметив, как заключённый собрался было возразить. – Не в Ваших интересах, мистер Бромберг. Я прекрасно знаю, чем заканчивается подобного рода торговля с офицерами. – Беккет покосился на Норрингтона. Коммодор, словно почувствовав это, лишь закатил глаза. «Когда ж он исчезнет, испарится?» Беккет всегда найдёт повод показать, кто здесь главный. Удивительно, но этого человека ничего не портило, ни его надменность, ни слащавая улыбка, ни светские беседы, подоплёку которых знал только он сам или же его приближённые. Катлер мог оскорбить, оскорбить так, что в самих словах могло ни прозвучать никакой скрытой издёвки, но его взгляд и неизменная интонация ярко выражали следующее: «Вы – ничтожество, сэр». - Итак, мистер Бромберг, в Ваших интересах вспомнить этот разговор с капитаном Воробьём. Ну, или хотя бы вспомнить что-нибудь полезное, чтобы я мог распорядиться Вас накормить, ровно как и Ваших друзей. Вы же понимаете, я не из тех людей, которые смилостивятся, и будут покорно ждать Вашего прозрения. – Беккет на сей раз даже не стал поворачиваться к Норрингтону, тот и так уже был на грани нервного срыва. Но… надо отдать должное коммодору, он умело скрывал свои чувства под маской безразличия. Военная выучка. Статный офицер Британского флота. Беккета всегда раздражало, когда с ним начинали торговаться, особенно в том случае, когда информация по своей сути достаточно ничтожна. Лорд умело заключал сделки, будь они законными, или же напротив… преследовали преступные цели. Воробей был в этом плане отличным партнёром. Но с этим… Бромберг, судовой врач, да кто он такой? Неужели сама милость, коммодор Норрингтон не удосужился его предупредить о том, что лорд Беккет – любитель быстро получать информацию и также быстро избавляться от информатора. - Мистер Бромберг, свобода – не цена ли за информацию? Решительно не понимаю, к чему тут раздумья. Я не собираюсь ждать, пока Ваша память соблаговолит восстановиться. Это деловой подход. Ничего личного.
*ТАК... сейчас я буду прямо как в том анекдоте : биться головой об стенку и повторять : "говорили тебе, дураку, учи матчасть!"* - Милорд, - ответил я, понемногу начиная заводиться, - да будет вам известно, я никогда ни на что не намекаю и не имею привычки недоговаривать... мягко выражаясь. Вы, должно быть, судите обо всех пиратах по одному Джеку... так позвольте открыть вам страшную тайну : мы все разные. Больше того. Упомянутая джекова манера говорить загадками всегда раздражала меня не меньше, чем вас. Да, да, как это ни странно. Я случайно застрял на его судне, я не был и не буду ему другом, и он вовсе не привык доверять мне свои душевные тайны. И если я говорю, что не помню наш разговор - значит, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не помню. Делайте со мной что хотите, это не поможет, потому что эта область сознания, слава богу, приказам не подчиняется. Помни я все, что вас интересует - тут же рассказал бы. Думаете, мне нравится пребывание в этой дыре? Думаете, мне заняться больше нечем? И повторяю - я голоден, и мои люди тоже. Я отказываюсь говорить до тех пор, пока вы об этом не позаботитесь. Быть человеком порядочным стоит только ради самого себя : другим безразлично.
Мистер Мерсер сверкнул глазами на лорда - отдаст ли он распоряжении мерами, несколько отличными от словесных намеков, дать понять заключенному, что ЖДАТЬ от него никто ничего не собирается. А если подводит память, то это не проблемы Ост-Индской компании. Эти меры были как раз любимым местом мистера Мерсера в допросах. Однако лорд еле заметным кивком головы отсрочил применение радикальных мер. "Надеюсь, скоро он к ним все же решит приступить," - подумал личный секретарь главы компании. И улыбнулся. Улыбнулся так, как мог бы улыбнуться, скажем, топор палача, если бы, разумеется, этот предмет мог улыбаться. Ни под чем не подписываюсь...
- Милорд, - хрипло осведомился коммодор, глядя куда-то в пол, - вы уверены, что хотите продолжать этот допрос? Не лучше ли будет переждать сутки и повторить попытку? Что Вы надуваетесь как дирижабль?.. Не делайте умное лицо, Вы же - офицер! Скомандуйте хоть что-нибудь! (с)
- Совершенно с вами согласен, коммодор, - заявил я, - ваша светлость, убедительно прошу вас прислушаться к только что сказанному. Может быть, восстановление памяти - это вопрос времени. Ну что может случиться за сутки? А я пока займусь ребя... эээ.... командой "Жемчужины"... Коммодор был так добр, что позволил мне это сделать и велел доставить из нашего лазарета все необходимое. Я мог бы приступить прямо сейчас. Быть человеком порядочным стоит только ради самого себя : другим безразлично.
*Мистер Мерсер, вы глубоко заблуждаетесь. Коммодора вам надлежит уважать и всячески оберегать. Он порядочный человек, что люди вашего склада должны ценить особенно высоко. Он держит данное слово, он не поступится вашим общим делом ни для чего, потому что цель у него та же. Вы многих подобных ему встречали на своем пути? Я - нет. И потому отдаю ему должное.* Быть человеком порядочным стоит только ради самого себя : другим безразлично.
*О, благодарю, мистер Бромберг! Однако поймите, что Ост-Индская компания редко руководствуется соображениями чести. Так уж вышло, что с ней у меня весьма натянутые отношения. Но, как сквозь зубы говорит лорд, "ничего личного"* Что Вы надуваетесь как дирижабль?.. Не делайте умное лицо, Вы же - офицер! Скомандуйте хоть что-нибудь! (с)
*Хорошая шутка, сэр... браво. Лучшая шутка этого года. Передайте милорду мое восхищение. "Ничего личного" - Богом клянусь, это характеризует его как нельзя точнее... То-то он губернатора угробил, не имея в этом особой нужды... просто устранил неприятного ему человека, коловшего ему глаза своим незаслуженным, по его мнению, состоянием и положением...*
ТАК... ну все, простите, господа, я сдерживался сколько мог...
... Я демонстративно вздохнул. Сидеть на этом чертовом жестком стуле было решительно неудобно, тем более что длилось это уже пару недель, и я успел здорово отсидеть задницу, а кроме того проголодался настолько, что слегка кружилась голова и подташнивало Не смея посмотреть Беккету в лицо, я скосил глаза на стол перед собой. И тут мой взгляд упал на его маленькую белую, изящных очертаний руку, наполовину прикрытую кружевом рукава... - Лорд Беккет, - спросил я, от голода слабо соображая, что говорю, - позвольте полюбопытствовать, почему вы носите такие длинные манжеты? Да будет вам известно, сэр, в Лондоне они давно уже не в моде... - Ну, судя по вашему внешнему виду, последние лондонские новинки вам доставляются раньше, чем они поступают в продажу, - спокойно ответил Беккет, - да еще бесплатно, в качестве подарка столь высокой титулованной особе... Но нельзя было не заметить, что его улыбка сделалась чуточку уже, да и содержание сахара в ней заметно снизилось Его сиятельство явно понял, что я имел в виду. Никто из присутствующих, исключая разве что Мерсера, не знал, о чем идет речь, но внезапно изменившиеся интонации лордова голоса неведомым образом заставили всех насторожиться. - Ну полноте, милорд, вы мне льстите , - широко улыбаясь, ответил я. - Ибо все когда-либо врученные мне подарки и близко не могут сравниться с тем, что вы однажды получили от... От человека, найти которого столь упорно стремитесь... Доводилось мне как-то слышать, что после клеймения он вырвал у вас раскаленную железку и тут же, не сходя с места, вернул вам любезность. Вот только куда он при этом попал... об этом на Карибах ходят различные версии. Включая и такие, которые я не смею произнести вслух, дабы не эпатировать присутствующих... Самая цензурная из них гласит, что ваше клеймо красуется точно в том же месте, что и его. Скажите, это так, милорд?
Быть человеком порядочным стоит только ради самого себя : другим безразлично.
Сообщение отредактировал Айзик_Бромберг - Воскресенье, 27.01.2008, 10:38
Беккет задумался. История с клеймом была не самой удачной частью его богатой биографии. Туманно. Тогда всё было туманно, власть слепа, закон жесток, но вряд ли справедлив. Обойти закон ради достижения собственных целей. Сколотить состояние. Ради этого можно было бы и с пиратами связаться. Сделки с Воробьём заканчивались всегда плачевно лишь для одной стороны, если бы только он это знал… Контрабанда. Чёрт бы её побрал. Если бы Джек, тогда не выкинул очередной фокус, всё вышло бы блестяще. Но нет. Этому чокнутому пирату понадобилось срочно показать себя и свою сноровку. Результат? Результат плачевный: Воробья поймали. И Джек, желая разделить свою участь с партнёром по сделке, выдал священную тайну быстрее, чем Беккет собирался того прикончить. Поплатились оба. Беккета спасли уже тогда весомое положение в обществе и связи. А Воробей? Воробей с лёгкой подачи всё того же Беккета бежал. Бежал… Их дороги разошлись. Надолго ли? Видимо, нет. Беккет опустил взгляд. Всю эту историю с клеймением знали лишь они оба: нынешний лорд и вечный пират. Катлер достаточно знал Джека. В этом они были схожи абсолютно. Они видели, чувствовали, понимали людей. Лорд лишь презрительно усмехнулся. Когда это Воробей трепал языком о том, о чём не выгодно? В этом плане Джек - мастер заговаривать зубы, не договаривать чего-то, намекать, но никогда - попусту трепать. Слава о дерзком пирате расходилась быстрее, чем Джек успевал где-либо открыть рот. Слухи… Всё эти наглые, безжалостные черти, способные возвысить одного и унизить другого. Неее-ет, Воробей не из числа тех людей, характеристика, которых: «язык как помело». Тот быстро просчитывал, «смекал» что к чему, даже пьяным он умудрялся сохранять рассудок вполне здравым. Мог ли это знать Беккет? Конечно, нет. Но он чувствовал, он это чувствовал всем своим существом. - И почему Вы всё ещё живы? – Лорд расплылся в ехидной улыбке. – Я слышал, будто пираты не церемонятся с судовыми врачами с таким-то длинным языком. При нашей скорой встрече с Джеком я ему обязательно об этом сообщу… А теперь позвольте Вас покинуть, мистер Бромберг. С Вами побеседует некто мистер Мерсер. Он у нас, знаете ли, мастер откровенных разговоров. Это деловой подход. Ничего личного.
И Беккет с легкой светской улыбкой указал на что-то за моей спиной. Я обернулся вслед за его указательным пальцем. Незнакомец в неприметной одежде. Какое-то острое лицо, начисто лишенное мяса, жесткое и непримечательное. Наши глаза встретились. В его взгляде читалась чуть ли не нежность. Горячий интерес, нетерпение и азарт. Так, наверное, взирал Пигмалион на мраморную глыбу, из которой он собирался ваять Галатею... Я снова обернулся на лорда. Он неспешно развернулся ко мне спиной и направился к двери.
...Когда прижмет, даже я начинаю соображать быстро. Помню, как-то в юности, еще в Иерусалиме, я поднимался по дороге на один из его многочисленных холмов. Дело происходило рано утром, я был полусонный и хмурый, и вдруг обнаружил, что с горы на меня с огромной скоростью катится грузовая телега, влекомая парой взмыленных, храпящих лошадей. В одну секунду я успел разглядеть бледное перекошенное лицо возницы, упустившего вожжи, огромные окованные железом колеса и столб пыли, вздымающийся за телегой, как закрученный хвост. Еще не проснувшийся мозг не успел до конца осознать увиденное, а ноги сами собой совершили гигантский прыжок в сторону, какого мне ни разу не удавалось сделать ни до, ни после этого. Телега прогрохотала в паре локтей от меня, а я стоял как столб, постепенно начиная понимать, что же, собственно, произошло... Вот и теперь, наткнувшись на этот вожделеющий взгляд палача, я вскочил со стула, как ужаленный, и выкрикнул в удаляющуюся лордову спину : - Стойте! Стойте! Я все скажу!
Быть человеком порядочным стоит только ради самого себя : другим безразлично.
Сообщение отредактировал Айзик_Бромберг - Вторник, 29.01.2008, 19:08
Коммодор вскинул брови и чуть скривил рот в усмешке. Пожалуй, нельзя не отдать должное Беккету в умении давить на людей. Он непроизвольно сделал шаг вперед и выразительно взглянул на удивительно молчаливого Джиллета, побуждая того быть еще раз в пятнадцать порасторопнее. - Лорд, может быть, нам стоит выслушать, что же вдруг вспомнилось мистеру Бромбергу? - хрипло проговорил он. - Ведь память порой выкидывает удивительные номера... Что Вы надуваетесь как дирижабль?.. Не делайте умное лицо, Вы же - офицер! Скомандуйте хоть что-нибудь! (с)
Меня втолкнули в вонючую грязную камеру. Хотя к чему тут возмущаться? Я всю свою сознательную жизнь в таких условиях прожила, чудом, однако, не подхватив какую-нибудь дрянь, от которой мрут бродяги на улицах. Мою мать обнаружили мёртвой в городской канаве. В неё сливали отходы, в неё и «слили» мою мать. Она была шлюхой и умерла как… Никто не стал искать виновных в её гибели. Кому интересна судьба портовой шлюхи? Сколько их таких мрут на городских узеньких улочках? Никто не знает. А я скажу, я знаю. Много, очень много. - Поаккуратней, красавчик. Останешься без поцелуя. – Рассмеялась я в лицо небритому офицеру, когда нас разделила решётка. Он что-то несвязное буркнул и пошёл прочь. Я устало повисла на решётке, провожая взглядом этого зануду. Это ж надо было так глупо попасться! Теперь этот офицер, которого я обчистила, наверняка ещё заявится с требованием отдать деньги и часы. Ага. Сейчас. За моей спиной послышался шорох. Ах, да. Меня же сунули в камеру к какой-то весёлой компании. Я оглянулась. На полу, по разным углам сидели пять человек. Трое сразу привлекли моё внимание. Один плотненький среднего роста мужчинка всё время стонал и корчился, очевидно, от боли, с трудом потирая рукой спину. У него было довольно интересное лицо, такое запоминающееся, с забавными бакенбардами. Второй тоже плотный, но рослый старик с попугаем на плече. И карлик… Лысый с чудной бородёнкой. Пёстрая компания, однако. Я подошла к стене, подальше от этих странных мужчин. Это ж надо было меня, девицу, засунуть в камеру к взрослым мужикам! Кажется, я начинаю чувствовать тяжесть британского правосудия! Я медленно сползла по стене и уселась на холодный пол, кое-где усеянный гнилой и протухшей соломой. Ловкость рук, и никакого мошенничества!
Однако пребывать в столь разношерстной компании, которая, однако не спешила заговаривать с ней, девушке не пришлось долго. Вскоре раздались гулкие, отражавшиеся эхом шаги на лестнице и голоса. Мужские резкие голоса. И вот из темноты показались фигуры четырех мужчин. Первый - высокий, статный, с отсутствующим выражением на лице двигался прямо и уверенно. Военный. Большая шишка в местных кругах. За ним спешил среднего роста, чуть полноватый офицер, весь красный и чуть ли не дымящийся от какого-то переполняющего его чувства. И замыкали триумфальное шествие двое рядовых морской пехоты с мушкетами наперевес. Охрана. Первый остановился аккурат напротив ее камеры и устало взглянул на второго. - Ну-с, Уэссли, демонстрируйте мне ее. Здесь ни черта не видно. И живее, у меня много дел. - Свет! - продекламировал Уэссли и грозно взглянул на одного из рядовых. Тот метнулся обратно к караульной за фонарем и через минуту уже был на месте. Джеймс Норрингтон, флота Его Величества коммодор, щурясь в неясном свете фонаря (ибо сумеречный свет, сменивший лучи заходящего солнца, не попадал в небольшие окошки тюремных стен), заглянул в камеру. Грязь, хаос и мерзость. И несколько человек сидят и лежат на холодном земляном полу. - Мне нужна женщина, которая пребывает в этой камере. Поднимитесь!
Что Вы надуваетесь как дирижабль?.. Не делайте умное лицо, Вы же - офицер! Скомандуйте хоть что-нибудь! (с)
Его сиятельство явно понял, что я имел в виду. Никто из присутствующих, исключая разве что Мерсера, не знал, о чем идет речь, но внезапно изменившиеся интонации лордова голоса неведомым образом заставили всех насторожиться. 
